Аналитика, Газ, Прямая речь, Рынок газа, Энергетика

Фото: www.iogp.org

Сроки, темпы и результаты перехода в энергетике – который, возможно, лучше называть революцией - являются сложными проблемами во всем мире, часто образующимися в результате идеологического столкновением между энтузиазмом и реальностью.

Многие предполагают, что постепенное прекращение использования ископаемого топлива - не только угля, но также нефти и природного газа - произойдет быстрее, чем мы можем себе представить. Эта революция, по их словам, уже происходит во всем мире, и возобновляемые источники энергии в значительной степени стимулируют электрификацию с нулевыми предельными затратами для всех конечных видов использования энергии.

Одна из интригующих сторон дискуссии на самом деле касается сроков, масштабов и воздействия, которое эта революция будет иметь в разных регионах мира. И есть много других вопросов, которые до сих пор остаются без ответа и показывают сложность игры.

Как нам согласовать необходимые климатические амбиции ЕС и реальность политических дебатов ЕС сегодня?

Как мы позиционируем ЕС в качестве глобального авангарда в энергетическом переходе, осознавая реальный политический вес континента, который составляет всего 7% мирового населения?

Призрачный климатический выбор страны ЕС среднего размера может быть полностью компенсирован противоположным выбором, сделанным таким городом, как Мумбаи или Мехико.

Как мы можем отойти от существующего риска быть слишком зависимым от нескольких поставщиков ископаемой энергии, не вступая в новую зависимость, на этот раз от крупных игроков, ведущих конкурентную борьбу в мировом масштабе за возобновляемые технологии или сырье для батарей и оборудования?

Давайте посмотрим на общую картину. К 2040 году Северная и Южная Америка будут находиться в сбалансированном положении с точки зрения добычи и потребления нефти и газа: они будут потреблять столько, сколько они будут производить. Африка будет иметь положительное сальдо экспорта, но все равно будет значительно отставать в плане доступа к энергии и экономическому развитию (так называемый африканский парадокс). Россия и СНГ будут умеренными экспортерами, Ближний Восток --  останется крупнейшим экспортером, Азия будет крупнейшим импортером, а Европа будет умеренным импортером.

В настоящее время Европа импортирует 75% от своих потребностей в газе и 80%  от необходимой нефти. С выходом Великобритании из ЕС эти цифры могут стать выше. Электрификация станет движущей силой в структуре энергопотребления, и использование возобновляемых источников энергии может превзойти текущие ожидания. Тем не менее, только 38% доступных источников энергии преобразуются в электроэнергию, и, согласно МЭА, в 2040 году только 31% глобальных видов конечного использования энергии будут электрифицированы (58% для жилых помещений, 28% для промышленности, 10% для транспорта). Нефть и газ - не говоря уже об угле, который, как мы все надеемся, будет в значительной степени исключен из оборота, - все равно будут составлять более 50% потребности в первичной энергии.

Следовательно, переход будет долгим, и в течение следующих 15 лет, по крайней мере, геополитика европейских поставщиков ископаемого топлива должна быть тщательно изучена, особенно - как мы постоянно говорим - если мы хотим сохранить и поддержать континентальную промышленную базу, а не полагаться на только на "серебряную пулю" энергоэффективности.

Хорошей мантрой европейской энергетической безопасности всегда была диверсификация источников, маршрутов и поставщиков. Как это работает в действительности для поставок газа?

В 2018 году Россия - исторический партнер ЕС, несмотря на растущую политическую чувствительность, - поставляла 31% европейского газа; местное производство составляло 25%, но, как ожидается, резко сократится в следующем десятилетии; Норвегия и система Северного моря поставляли 24%; Южный коридор (Алжир и Ливия) 9%; и, наконец, новый рынок СПГ обеспечил 11% (в основном Катар, но в будущем ожидается увеличение поставок СПГ из России и США).

В 2040 году ЕС должен будет импортировать 410 млрд. куб. м газа (на 55 млрд. куб. м больше, чем в прошлом году). Стоит отметить, что некоторые из стран, которые  наиболее громко выступают против зависимости от России, но менее последовательны в своей политике перехода от углерода, являются теми, кто почти полностью зависит от поставок из российских труб.

С точки зрения инфраструктуры, ЕС неплохо расположен: у него хорошая пропускная способность с точки зрения трубопроводного транспорта, хорошие хранилища, хорошие регазификационные терминалы, хорошие рынки сбыта у точек входа. Некоторая работа по обратному потоку и узким местам еще должна быть сделана, но сеть уже существует. Возможно, более жесткая политика в отношении цен на углерод могла бы помочь европейским коллективным действиям и более быстрому переходу на газ и возобновляемые источники энергии.

Двумя важными новостями для газового рынка являются растущая доля СПГ, который хорошо работает по более конкурентным правилам, чем при поставках газа по трубам, и  открытия месторождений в странах бассейна Средиземного моря. Открытия в Египте, Израиле и на Кипре, а также некоторый потенциал в Ливане изменили географию газового рынка. Это не глобальное изменение игры, но, безусловно, переломный момент для стран региона. Недавно созданный Газовый форум в Каире стал хорошим шагом. Политическое сотрудничество и техническое соглашение между странами и компаниями по могут стимулировать новые инвестиции и превратить то, что фактически является «газовой провинцией», в «газовый узел». И хотя обсуждение новых инфраструктур еще набирает обороты, использование двух уже имеющихся  египетских мощностей для сжижения газа в Идку и Дамиетте уже могут обеспечить новые  поставки в 17 млрд. куб. газа на европейский рынок, открыв юго-восточный коридор, который может объединиться с существующим южным.

Этот акцент на политическом сотрудничестве подводит меня к моему последнему и самому важному вопросу. Некоторые европейцы обеспокоены своей энергетической зависимостью, и определенный идеологический подход предполагает, что «энергетическая независимость» близка к использованию возобновляемых источников энергии и должна стать самоцелью.

Помимо этого сценария, который, скорее всего, не будет реалистичным в течение следующих нескольких десятилетий, я на самом деле думаю, что это также нежелательно. Зависимость не имеет хорошей коннотации, но полная независимость тоже не идеальна. В мире, где каждый в первую очередь думает о себе, «независимость» может быстро начать означать эгоизм и отказ от сотрудничества с соседями.

 Существует много литературы по международным делам, которая показывает, что «взаимозависимость» является более желательной целью. Не случайно превращение конфликтных ресурсов в общие факторы экономического развития стало исходным следом процесса интеграции в ЕС - давайте не будем забывать, что ЕС родился от совместного контроля над углем и сталью. И то же обоснование вдохновило нашу политику соседства на востоке и юге.

Таким образом, энергетический переход и энергетическая безопасность - это два вопроса, которые неразрывно связаны друг с другом. Чем менее идеологически мы будем их рассматривать, тем эффективнее мы будем принимать решения. Нет “серебряной пули” или простого решения, чтобы добиться успешного результата.

 Что касается перехода энергии, нам нужно продолжать инвестировать в новые технологии, еще не зная, какая из них станет прорывом: водород, биотопливо, CCUS (улавливание, утилизации и хранение углерода), батареи, - возможно, их будет больше, чем одна. Мы должны сделать это с крупными энергетическими компаниями, которые тратят значительные суммы денег на исследования и которые являются частью решения.

 Что касается энергетической безопасности, нам необходимо продолжать позитивно взаимодействовать с нашими соседями, завершая инфраструктуру, внутренний рынок и не отказываясь от создания модели сотрудничества, основанной на взаимозависимости.

Оригинал статьи читать здесь: 

Перевод БК