Балтия – СНГ, Демократия, ЕС – Балтия, Право, Прямая речь, Россия, Форум

- Глеб Олегович, одной из целей организованной BNS конференции было услышать мнение российских экспертов о том, с кем сегодня Запад мог бы вести диалог в России так, чтобы быть услышанным? Как бы Вы ответили на этот вопрос?

- Это трудный вопрос, потому что существует администрация, правительство, которые ведут свою игру, скорее используют разговор с ними для того, чтобы эту игру обострять. С другой стороны, больше говорить не с кем; однако коммуникации вообще никогда не должны прерываться, то есть, говорить надо всегда и со всеми, вопрос только в том, чего вы этим надеетесь добиться. Надо вести разговоры с лидерами российского общества, но не надо ждать, что эти приведет к каким-то моментальным сдвигам. Сегодня все, в том числе, и в России, и в мире, считают, что это очень плохая ситуация, когда люди потеряли управление происходящим — и это управление сейчас ни у кого не находится, вот в чем беда. Оно не находится на самом деле у власти. Власть делает все для того, чтобы другие не могли повлиять на его действия, но она не может сама управлять. Поэтому сегодня Запад должен просто разъяснять свои представления, свои предположения, гипотезы.

- И все же сегодняшнюю Россию как никогда прежде называют Россией Путина. В демократическом государстве механизм преемственности власти прозрачен. А кто и что будет в России после Путина? Ведь он не вечен.

- Гадальщиков и без меня хватает, но мне неинтересно об этом гадать, потому что это ничего не дает для понимания происходящего. Конечно, кто-то будет преемником Путина, однако возникает сразу вопрос — а преемником в чем? Какая будет власть у его преемника? Будет ли она та же самая? Вообще неправильно, чтобы у человека была такой величины власть, которую он просто не может реализовать, он в таком случае сидит сразу на нескольких стульях. А какой должна быть другая власть? Это на самом деле вопрос не человека, а вопрос государства, вопрос в том, какое государство сможет создать или воссоздать само российское население и политический класс. А называть фамилии это бесполезно, потому что вы все равно столкнетесь с тем, что все получится не так.

- В одной из своих недавних публикаций в «Русском журнале» Вы писали: «Европа не стала вызовом для России в 1992 году и в результате Россия стала вызовом для Европы в 2014 году». Стала ли сегодняшняя Европа вызовом России?

- Скорее, это потерянный шанс, потерянная возможность, напоминание о потерянной возможности, которая всегда только раздражает. Да, были моменты, когда мы могли вступить на путь к сближению, но не известно, чем бы оно кончилось. Но мы могли вступить на этот путь, на который мы не вступили и на самом деле и очень адекватно описанная программным директором Института международных отношений Финляндии Аркадием Мошесом история российско-европейских отношений свидетельствует о том, что это — история отношения бюрократий. Она показывает, что все это происходило на уровне аппаратов и что аппараты монополизировали процесс взаимоотношений и не справились с этим. А не справившись с ним, говорят теперь: «Ну что ж, не получилось — значит, не получилось». Но на самом деле это говорит о том, что, конечно, общества должны были более ответственно отнестись к этому вопросу и взять под свой контроль. Российское общество — а я могу говорить только за него — оно, к сожалению, здесь само себя словно бы предало, сбросило с себя эту ответственность, но это не значит, что это навсегда.

- А как настроено сегодняшнее российское общество, насколько внутри себя оно готово пойти демократическим, европейским путем?

- Для нас слово «демократический» сегодня не является паролем, потому что оно очень запутано. Оно было присвоено сперва небольшой группой политиков, которые 20 лет назад повели себя не лучшим образом, и просто часто не понимали, что они делают. В итоге слово «демократия» в российском обществе теперь скорее настораживает. Поэтому вопрос в том, когда именно у людей возникнет сильное желание установить какой-то правовой порядок. Это и будет начало пути, как к построению уже демократических структур, так и к российско-европейскому сближению. А сейчас люди в России все еще надеются — инфантильно, с моей точки зрения, на то, что все как-то само решится. И потому мы на Украине, и потому мы в Сирии, и им бесполезно говорить о том, что так дела не делаются. Они должны сами в этом убедиться.

- Сколько, по-Вашему, на это понадобится времени?

- Я не думаю, что это будет очень долго. Потому это уже вопрос ресурсов и сроков.