Прямая речь

Григорий Лучанский.

По недоброй традиции осень считается временем экономических потрясений. Какие ваши ожидания, Григорий Эммануилович?

Григорий Лучанский: Экономические потрясения вряд ли привязаны к конкретному времени года. Рискну утверждать, что экономика развивается в рамках «специфического беззакония» — и это является уже общепризнанным обстоятельством непреодолимой силы. Пути ее развития — это блуждание в лабиринте, причем с завязанными глазами, где основными поводырями являются интуиция и обоняние. Специфическим беззаконием я называю возникающие время от времени дисбалансы спроса и предложения, особенно в сырьевом сегменте, которые выстреливают тем, что мы называем экономическими землетрясениями. И несмотря на то, что нобелевских лауреатов в области экономики немало, в плане угадывания мировых тенденций экономического развития успехов у них немного. Тем не менее мне кажется, что эта осень будет лучше, чем видится пессимистам. Я уже высказывал в мае этого года на заседании президиума Международного конгресса промышленников и предпринимателей (Г. Л. — старший вице-президент МКПП. — Авт .) свое мнение, что осенью этого года бесконтрольное падение экономики должно приостановиться. Иными словами, можно предположить, что она достигла того места в лабиринте, откуда виден выход. И интуиция подсказывает, и «запах оздоровления» вселяет некоторый оптимизм. Но хочу оговориться, что это, безусловно, только мое личное мнение. Но, в принципе, сложились предпосылки, чтобы экономика начала выходить из коматозного состояния.

Как изменилась в период кризиса работа возглавляемого вами Центра инвестиционных проектов и программ? С какими вопросами приходят к вашим экспертам представители бизнеса и промышленники?

Г.Л.: Ситуация, которую мы все называем кризисом, характеризуется тем, что системообразующие банки — как государственные (в большей мере), так и частные — столкнулись с большой проблемой невозвратов существенных кредитных ресурсов, выданных под проекты со сверхоптимистичными экономическими обоснованиями и запредельно раздутыми финансовыми моделями. Эта тема очень болезненна и для заемщиков, и для кредиторов. Поэтому основная работа наших экспертов сегодня сводится к управлению активами, которые фактически признаны «плохими» или «безнадежными».

И, к слову сказать, сами банки с готовностью нам такие поручения дают, очевидно, полагаясь на наш немалый опыт в подобного рода вопросах. Есть также обращения от государственных структур, в частности, от муниципалитета Москвы, от правительства Казахстана, с которыми у нас наиболее тесные и давние связи.

Дело в том, что целый ряд предприятий, особенно в сфере строительства, перекредитованы, и они, по точному выражению Путина, «сидели на игле халявных денег». Поэтому сейчас, когда халява кончилась, сразу же появились проблемы: оказывается, отдавать-то заемные средства нечем, потому что нет готовой к реализации продукции. То есть дом стоит, но вот незадача — его никто не покупает, так как один из важнейших показателей валового продукта — потребительский спрос — обвалился. О гибельном влиянии резко сдавшего потребительского спроса на экономику написано и озвучено много умных вещей, но... Суть в том, что понижение потребительского спроса и возникновение «плохих» активов — одного поля ягоды. Вопрос восстановления спроса — задача многовариантная, требующая объединения усилий государственных институтов, финансового и производственного секторов, а также настырной пропаганды для восстановления доверия среди населения. Вот эту проблему в ближайшие годы и нужно решать. Я думаю, что на уровень докризисного 2007 года мировая экономика выйдет не скоро. И каждая отдельная страна пройдет свой путь, отличный от других, в зависимости от накопленного запаса прочности или отсутствия такового. Например, для Латвии этот путь может составить 7- 8 лет, а для России года 3- 4.

Возвращусь к сути заданного вами вопроса: как изменилась в период кризиса работа Центра инвестиционных проектов и программ? В основном к нам обращаются с простым, но для многих наболевшим вопросом: как оптимально управлять этими «плохими активами», каким образом повысить их ликвидность?

Мы не считаем себя неким советом мудрецов. Консалтинг как таковой анализирует ситуацию и дает конкретные рекомендации по ее исправлению. Поскольку мы занимаемся и консалтингом, и управлением, то в зависимости от масштаба трагедии мы либо советуем, как себя вести, параллельно отслеживая — следует ли попавший в беду хозяйствующий субъект нашим рекомендациям. А в определенных случаях инвестируем собственные средства в программы, направленные на повышение эффективности предприятий. Нередки ситуации, когда мы осуществляем достаточно крупные прямые инвестиции в те или иные проекты. В отдельных, более критических ситуациях мы принимаем на себя обязательства полномасштабного антикризисного управления предприятием.

Оговорюсь сразу: рейдерством мы не занимались и не занимаемся, действуем исключительно в рамках законодательства и по доброй воле сторон. Важно отметить: мы не просто даем советы, в каждом отдельном случае мы также и полноценно разделяем ответственность — и финансовую, и юридическую — за возможные последствия того, что вы называете советами, а я называю инвестиционным консалтингом.

Григорий Эммануилович, вы сказали, что Латвия выйдет из кризиса лет эдак через 7- 8, и в то же время, как пишут СМИ, Франция и Германия уже выходят из рецессии.

Г.Л.: Выход из рецессии, преодоление последствий кризиса и возвращение на уровень докризисных показателей — непростой, долгий путь. При всем оптимизме ожидания аналитиков таковы, что еще один виток кризиса совсем не исключается. При этом я уже говорил, что их мнения не разделяю, не сочтите это самоуверенностью. А что касается ситуации в латвийской экономике, то, безусловно, нужна программа не по «оздоровлению», а по воссозданию, так как в рамках подготовки к вступлению в ЕС происходила не интеграция национальной экономики в общеевропейское экономическое пространство, а приспособление к неким весьма спорным, на мой взгляд, стандартам и условиям. В конечном итоге существенно уменьшилась доля реального (производственного) сектора экономики, практически уничтожено сельскохозяйственное производство, в угоду политическим играм утрачены условия для эффективного использования «транзитных коридоров» республики. А ведь все это наряду с развитием туризма в основном из стран бывшего СССР, малого и среднего бизнеса и эффективного банковского сектора — является основой воссоздания национальной экономики Латвии.

- И все-таки — как вы оцениваете эффективность антикризисных мер правительств России и Латвии? Что здесь общего положительного и специфически отрицательного?

- Для того чтобы принести результат, антикризисные меры, предпринимаемые правительствами различных стран, должны пройти три основные стадии. Первая: наличие как таковых и наделение соответствующими полномочиями экономических советов — более широких, чем экономические блоки правительств — экономических сообществ, включающих как специалистов по национальной экономике, так и с международной репутацией; вторая: детальный анализ специфики кризиса в каждой стране; и третья: базируясь на первых двух условиях, выдать правильные рекомендации по выходу из кризиса.

Поверьте мне, ни Меркель, ни Саркози не являются экономистами, они опираются на международный опыт и рекомендации ведущих экономических институтов своих стран.

Проблема же Латвии, и в какой-то мере России, в том, что правительству не на кого опираться. К сожалению, не существует «экономических клубов», на мнение и компетенцию которых могло бы положиться руководство. И в этом проблема. А именно благодаря подобным клубам Меркель, а затем и Саркози вытащили из болота национальные автопромы, поскольку вовремя и правильно выстроили систему мер, стимулирующих население покупать новые автомобили. Это происходит потому, что и фрау Меркель, и мсье Саркози имеют счастье, или, как говорят на Западе, привилегию, слушать умных людей.

В чем причина оттока капитала и существенного понижения капитализации российских компаний?

Г.Л.: На самом деле это не российская, а общемировая проблема, которая усугубляется в российских условиях слабой защищенностью инвестиций и плохо замаскированным вмешательством государства и отдельных групп влияния в наиболее «интересные» сегменты рынка российской торговой системы. Все это вместе взятое создает плохой имидж не только самого государства, но и российской буржуазии. Наверное, нужно подсобрать разбазаренные в период правления Ельцина натуральные ресурсы, но без перегибов в сторону огосударствления и национализации. Все эти «ростехи» и «роснано» — это все-таки шаг назад.

Рано или поздно финансовый спад перейдет в новый экономический подъем. Каких ошибок, на ваш взгляд, должна избежать Россия, вступая в очередной «золотой век инвестиций»?

Г.Л.: Это известный ответ, его давали и президент, и премьер, и многие экономисты. Мы увлекаемся деньгами, которые получаем от экспорта сырьевых ресурсов, и абсолютно не инвестируем или инвестируем в ничтожном количестве в развитие производств второго и третьего передела на территории России. Например, мы мало что производим из собственного металла, мало что производим из собственной нефти, угля, газа. Мы стараемся как можно больше сырья перевалить за границу. А полученные деньги потом не реинвестируем в те отрасли, которые могут создать баланс в экономике, а ведь экономика исключительно сырьевой ориентации — это, как известно, одноногая экономика. Нужно ориентироваться на нанотехнологии, на «хай-тек», на обрабатывающую промышленность, на переработку сырья и материалов. Один пример: стоимость тонны нефти, даже при сегодняшних ценах, в разы меньше, чем стоимость продукции нефтехимического профиля, которую можно из нее произвести. Но мы соревнуемся за право продать как можно больше нефти и газа. А нефтехимия в России сегодня в загоне. Я в свое время участвовал в создании «Сибура» и сейчас с большим сожалением смотрю, как этот нефтехимический холдинг, увы, тоже движется в неправильном направлении. Не углубляются процессы переработки, в них вкладывается крайне мало средств, и экономические показатели в основном выстраиваются на сырье и полуфабрикатах. А это путь в никуда.

Какой совет сейчас, между двумя волнами кризиса, вы дали бы рядовым инвесторам?

Г.Л.: В условиях кризиса можно дать единственный совет: вкладывать деньги туда, где есть возможность приобрести активы, которые на настоящий момент являются явно недооцененными. Что же касается двух волн кризиса, то этот вопрос адресовать нужно силам небесным, им видней... Хотя, если в бога не веришь, нет смысла у него что-то клянчить. Ведь даже Столетняя война была всего сто лет...

А что бы вы посоветовали Латвии, вернее, ее кормчим, отвечающим за экономику и все остальное, что с нею связано?

Г.Л.: Если бы за важные для Латвии стратегические решения отвечало бы поменьше высокооплачиваемых непрофессионалов, то шестизначные оферты, направленные иностранными инвесторами, в том числе правительству, по покупке того же Вентспилсского порта, уже работали бы на национальную экономику. Время упущено, и очередей из желающих приобрести этот объект за суммы, в десять раз меньшие, не наблюдается. Тем не менее глубоко убежден, что сегодня совершенно бессмысленно пытаться продать активы транзитной инфраструктуры Латвии втридорога, нужно честно признать тот факт, что конъюнктура рынка сегодня не та, что была вчера. Может быть, есть смысл в том, чтобы уступить транзитные активы по символической цене с одной только целью — обеспечить возрождение почившего в бозе и некогда одного из активнейших транзитных коридоров. Уступка в цене продажи может обернуться десятикратными прибылями от роста транзитных потоков. Не сомневаюсь, что подобная цель является далеко не фантастической.

Если говорить о таком больном для Латвии вопросе, как исчезновение сельскохозяйственного производства, то пока бывшие колхозники и фермеры еще дышат, правительство и латвийское банковское сообщество могли бы оказать им содействие в концессии сельскохозяйственных земель и производств на территории России. Именно в России (сразу оговорюсь, что высокомерия и всяческих нацфобий бизнес на дух не переносит) правильно структурированные концессионные соглашения позволили бы латвийским фермерам получать дивиденды от своего профессионализма и трудолюбия, сохранить занятость населения в сельскохозяйственном производстве как в важнейшем сегменте экономики, который в довоенные, да и в советские времена был базисом процветания Латвии. Если латвийские фермерские хозяйства и сельскохозяйственные кооперативы всерьез заинтересуются этой возможностью, я с удовольствием и со всей ответственностью возьмусь за оказание помощи в этом вопросе, что могло бы способствовать скорейшему восстановлению полноценных экономических отношений между Латвией и Россией на равноправной основе.

Ну а самые большие резервы пополнения бюджета республики — это, разумеется, развитие различных форм туризма. Традиционная любовь жителей стран бывшего СССР к юрмальским бесподобным пляжам, летним фестивалям и концертам должна использоваться намного более эффективно. Необходимо поставить конкретную задачу увеличить поток туристов из этих стран многократно, что в первую очередь даст возможность создания тысяч и тысяч новых рабочих мест. А сейчас вообще сложилась уникальная ситуация, когда на фоне ограничений в деятельности российских казино есть шанс превратить Юрмалу в восточноевропейский Лас-Вегас или Монако. Предвидя скептическое отношение к этой идее, хотелось бы попросить скептиков взвесить все плюсы и минусы этой идеи, провести в случае необходимости опрос общественного мнения жителей республики, а самое главное — посчитать возможный экономический эффект. Что же касается аргументов по поддержанию порядка в подобного рода «гэмблинговых оазисах», то уверен, что латвийская полиция при наличии соответствующего финансирования с этой задачей без труда справится. Юрмала — идеальное место для этих целей, а выигрыш города и республики — тысячи новых рабочих мест плюс ощутимая прибавка бюджетных доходов.

И под конец «интимный» вопрос. Мы все время говорим вперемешку: Латвия — Россия, Москва — Рига, где вы и с кем вы, Григорий Эммануилович?

www.chas-daily.com

18.09.2009.