Балтия – СНГ, Книга, Культура, Латвия, Экономическая история

Вот парадокс нашего времени: мысль, подхваченная социумом, не воспринимается всерьез научным миром и заведомо третируется как ничтожный продукт массового сознания, тогда как идея, прошедшая строгий отбор научного сообщества, не покидает пределов научных кабинетов и зачастую обречена быть замурованной навеки в их стенах, подобно бренным останкам строптивых красавиц эпохи темного Средневековья. Статья, о которой идет речь, появилась в одном научном сборнике еще 10 лет назад. Тираж 150 экземпляров заведомо ограничивал ее распространение. Что толку от научного престижа, если даже значимое открытие остается тайной за семью печатями в рамках материалов конференции, предназначаемых для «внутреннего» потребления (как правило, только для того, чтобы ряд маститых ученых, инициирующих их издание, опубликовал в нем свои исследования)?

Итак, сборника никто не видел. Помимо этого, идея была слишком нова, чтобы на нее откликнулись солидные рецензенты. Да и сложившийся в научном сообществе механизм одобрения этому не способствовал. Ведь этот механизм основан на круге друзей, связанных взаимными услугами, базирующихся на возможностях, даруемых институциями. В этой констелляции новизна и ценность идеи находятся на последнем месте. Когда то или иное открытие ученого энтузиаста попадает в осторожные и чуть подрагивающие руки чиновника от науки, новое чаще всего заведомо отбрасывается как непредсказуемое, а значит, опасное.

Однако идея, впервые обнародованная в вышеупомянутом сборнике, должна быть интересна латышам. Суть идеи в том, что Латвия сравнивается с Палестиной, а значит, ее ждет (говоря условно) та же судьба, и подобно тому, как Палестина когда-то породила исторический синтез двух великих цивилизаций древности – Египта и Вавилона, Латвии уготована участь стать местом синтеза двух геополитических миров – русского и германского. Тезис базируется на идее геополитической комплементарности, в результате которой соседние цивилизации взаимно формируют друг друга подобно сталактитам и сталагмитам.

Иногда заметить и понять гораздо легче, чем доказать. Мы сталкиваемся с этим на каждом шагу, особенно тогда, когда пытаемся изменить чьи-либо установки или развеять предрассудки. Первое, что хотелось бы сказать в защиту вышеупомянутого тезиса: в этой идее нет ничего фантастического, ничего экстравагантного или провокационного. Идея комплементарности или антагонизма культур, а также возможного их синтеза высказывалась, в той или иной связи, серьезными учеными, причем нередко как данность, для них очевидная, не требующая доказательств. 

Приведу два примера:

В сложении московской школы живописи Рублев сыграл решающую роль. До Рублева она еще была лишена своего ярко выраженного лица, в ней боролись резко отличные друг от друга направления: византизирующее течение четко противостояло местному, которое оно пыталось подавить, либо растворить в себе. Рублев первый решительно изменил такое положение вещей. Использовав византийское наследие, он одновременно настолько радикально его переработал, что в дальнейшем оно уже перестало быть существенным фактором не только московской, но и всей древнерусской живописи (В. Н. Лазарев).

Как раз в оппозиции, но при постоянной связи выявлялись несхожие образы культур – литовский и польский. Их отношения можно было бы назвать комплементарными: каждая из этих культур находила в другой свою противоположность и дополнение, реализацию запрещенных или недостижимых ценностей (Л. И. Тананаева).

Легко предположить, что подобных примеров гораздо больше, но автору идеи ближе научный поиск, а не утомительный, и, по сути, бесплодный и затратный процесс защиты своих тезисов в умах других.

Существуют ли вообще какие-либо сугубо научные методы подтверждения высказываемой здесь идеи? На взгляд автора, таким мерилом может стать язык, в котором все изменения в жизни народного духа откладываются подобно годовым кольцам. (Равно как в мифологии отражаются все трагедии, пережитые тем или иным народом. Не случайно русский философ Хомяков пишет о том, что в германо-скандинавском мифе об откушенной руке Тюра кровоточит незаживающая рана немецкой души).

Правда, сравнительное языкознание до сих пор не вышло на уровень языковой физиогномики, о которой мечтал не только Лафатер, но и Гердер. Поэтому и здесь, употребляя сравнение Лютера, приходится на каждом шагу выкорчевывать коряги и убирать камни, а не идти по гладкой мощеной мостовой истин, уже принятых культурным сообществом.

Обратимся поэтому к здравому смыслу: Возьмем, для примера, русское слово «яблоко» и аналогичное немецкое слово «Apfel». Языковое чувство подскажет нам, что латышское слово «ābols» является промежуточным звеном между тем и другим, по формуле: Apfel – ābols – яблоко. Не будем вдаваться в детальный анализ этой формулы, равно как и других языковых параллелей, требующих отдельного рассмотрения в рамках статьи, а вернее, книги.

Однако «Habent sua fata libelli». Следует помнить о том, что свою судьбу имеют не только книги, но и идеи. Статья, в которой излагается идея комплементарности в связи со «страной янтаря и бальзама», вошла в качестве отдельной главы в книгу «ПО СПИНЕ БЕЛОГО ТИГРА», вышедшую в немецком академическом издании и доступную во всем мире благодаря новым технологиям. Тем самым геополитический образ Латвии, возводящий ее в ранг исторического феномена мирового значения, вышел в мир и обрел новое дыхание, возможно, свой Монблан с его разреженным воздухом чистого, неподкупного интереса.

Никита Скородум. «По спине белого тигра. К идейному наследию И. В. Гете и И. К. Лафатера». Saarbrücken: LAP Lambert Academic Publishing, 1916. ISBN-13: 978-3-659-21919-1