Балтия – СНГ, Латвия, Образование и наука, Рынки и компании

Сергей Павлов.

Москва. Прав был поэт, в этом звуке для сердца русского действительно заключено немало.

И для меня, русского из Латвии, тоже. Как ни крути, культурная метрополия — даже если не выбирался туда лично. Вечный запасной вариант, некий план Б — на случай, если теснота провинции у моря начинает давить чуть ли не физически — впрочем, почти никогда не перерастающий в план А. В конце концов, город, где друзья. Где многое обещано, но всегда есть предчувствие, что и заплатить придется по полной.

Москва — пафосная? Ну, голубчик, сразу в банальности. Однако именно банальности верны, и для жителя пусть провинциальной, но Европы, именно пафос московского кода поведения бросается в глаза в первую очередь — еще на борту "Аэрофлота". Тут вам не там: стюардессы не будут докучать европейской дотошностью "опустите сиденье — поднимите сиденье — пристегните ремни — погодите отстегивать!". Удобства среднего класса, не мешаете ли вы кому–то — это не важно. Важно другое: обыватель, летящий эконом–классом, после посадки не должен выходить первым. Первым выходит бизнес–класс — люди авторитетные. Народ подождет, он приучен.

Только побывав в Москве, понимаешь, как безнадежно далеки тамошние либералы от своего народа. Независимые суды и верховенство закона — и чтобы без коррупции? Ха! Новое поколение россиян, которое будет свободно от старых установок и сформирует тот самый политически активный и ответственный средний класс, гражданское общество и прочая, и прочая? Ха два раза. Скажу честно: тоскующей по либеральным идеям молодежи как–то не нашел. Мои собеседники — люди 22–25 лет, работающие и учащиеся — все они не электорат Немцова или Хакамады. Даже выпив много пива, они не парятся на тему "Мы не так живем!" и не начинают хотеть независимых судов.

Чего же хотят молодые москвичи? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно почитать Ключевского и Костомарова, которые удрученно отмечали особенность людей России от времен ига и до отмены крепостного права: протесты низов чаще всего не были призывами упразднить несправедливую систему — это были претензии на лучшее место в той же системе. Мол, вот станете вы, голубчик, барином и тоже будете своих крепостных пороть. И сегодняшние стремления молодежи — вполне исторические: подняться в рамках существующей системы. Потому что произвол властей хорош, если ты сам обладаешь хоть небольшой властью, а европейская цивилизованность — когда закон един для всех — это что за прикол?

У нас, объясняет знакомый москвич, перед ГИБДД можно откупиться от любого нарушения — вопрос в деньгах. Разворот через две сплошные? Проезд на красный? Готовь деньги. Даже если врежешься пьяным и будешь виноват по всем статьям — реально договориться, если только тот, в кого ты врезался, не окажется выше тебя по местной иерархии. У нас, говорит, один типчик поехал в Литву — ну и попался за рулем пьяным. Долго удивлялся: блин, денег не взяли — забрали права! Вывод москвичей с деньгами: да лучше наш беспредел, чем такая ваша законность! А Немцов говорит — независимые суды.

Москва — идеал изобильности и избыточности. Богатый — у которого много. Красивая женщина бросается в глаза издали. Мода — когда наряжаются. И если средняя француженка одевается неброско и даже невзрачно, а весь шарм выглядывает лишь через какой–нибудь шарфик, то шарм средней москвички сбивает с ног, как хук Майка Тайсона. Джинсы — в стразах, майка — с большими буквами RICH, в общем, основной посыл в стране с дефицитом мужчин прост: заметь меня!

Всего много — это по–московски. А всего мало — по–японски. Два противоположных культурных кода сошлись в Кремле, где под открытым небом — Царь–пушка и Царь–колокол, а в помещении — выставка одежды и оружия японских самураев. Тут–то и понимаешь окончательно, в чем смысл кода тут и там. Шедевр по–московски — это когда нечего добавить. Как Царь–колокол, где украшен едва ли не каждый квадратный сантиметр поверхности. Шедевр по–японски — это когда нечего отнять. Как меч, красота которого лаконична.

Позабавила история одного из мечей. Именитый кузнец, выковавший клинок, преподнес его императору, который щедро наградил дарителя: позволил впредь ставить на клинках маленький значок, что–то там у японцев означающий. По–японски — круто. Москвичи же недоумевают: а где, блин, соболиная шуба с императорского плеча и несколько деревенек с крепостными? Тут–то и понимаешь: наверное, все же не зря японцы с начала торговых отношений с западом считали всех иностранцев дикарями. Кстати, качество японского холодного оружия заслуживает отдельного упоминания: современные кухонные ножи от каких–нибудь Вилероя и Боша против них — ржавый мусор.

Говорят, Москва многое может дать, но и заплатить за это многое придется немало. На бытовом уровне видно лишь то, что на поверхности: бытовым комфортом заплатить придется точно. Да, банальность — Москва неудобна для жизни, и в поисках уличного кафе по центру можно идти кварталы и кварталы и все равно ничего не встретить, после Риги, где на квартал три заведения, непривычно. Уютно посидеть? Сложнее, чем в Риге. Зато посидеть пафосно — нет проблем. И на дорогах примерно то же: очень много машин очень дорогих и очень много добитых "жигулей". Иномарки среднего класса, которыми забита Рига, — в меньшинстве. В отличие от Киева, который по машинам от Риги практически не отличим.

Расстояния, которые заставляют бежать, выпучив зенки, чтобы что–то успеть в этом живущем в бешеном ритме мегаполисе, — это тоже Москва. Просторы, после которых Домская площадь кажется детской площадкой и где иначе дышится, — Москва. А люди… Водители–москвичи сигналят не в случае опасности, а превентивно — на всякий случай и искренне удивятся, если им сказать, что на "зебре" у пешехода преимущество. А если кто–то рискнул сделать шаг на "зебре" при приближающемся авто — в лучшем случае ему крикнут в окно: "Ну кто так делает, а?!" И только в Москве до тебя доходит, что анекдот про водителя, который идет на обгон через две сплошные и получает удар сзади, — это не анекдот.

Впрочем, Москва и не просит приезжих провинциалов себя любить — слишком разные тут весовые категории, чтобы морщить нос и рассуждать в духе "не нравится тут мне, не мое". Большой город сам выбирает, подходишь ли ты ему, и в отличие от многих других больших городов с Москвой недомолвками не отделаешься — или ты наш, или пшел вон. Тут вам не Латвия, где можно жить в отдельном временно–пространственном континиуме, когда страна — отдельно, я — сам по себе. При этом в Латвии удобней: после Москвы люди кажутся сверхкультурными, а водители — вежливыми до приторности, правила — разумными, а местные нарушения в судебной системе или украденные в KNAB полмиллиона — шалостями сельских хулиганов.

И последнее. В европейских СМИ по отношению к России обычно доминирует один вопрос: почему там нет демократии в западном понимании? Когда она появится? И когда же свое слово скажет прогрессивное поколение тех, кто не закодирован "правилами совка"? Мне кажется, если бы они хоть раз съездили в Москву без турфирмы — вопросы отпали бы сами. Да, есть молодежь. Но когда она подрастает — включается в прежнюю систему. Восставать — глупо, система сильнее, и даже у Путина тут вряд ли был бы шанс, что несколько смахивает на комплекс Петра: на западе пожил как надо — видел, а работать приходится с теми, кто, извините, есть. А кто есть, становится видно, когда Путин в кругу министров рассказывает анекдот: смеются так же, как шагают на параде по Красной площади, — в ногу. Вот и строй с ними демократию.

Значит, нужно идти вверх по той лестнице, которая есть. И идут. Молодым прагматикам с мозгами так даже удобней: вместо равных прав и возможностей — надежда, что станешь выше, чем некоторые. У любого ефрейтора остается этот шанс быть выше кого–то — хотя бы и над рядовыми. А если им там так хорошо, то и вопросы насчет демократии — это не их, российских обывателей, проблема. Проблема Запада, который хочет спать спокойно? Да. Но зачем России думать про чужие проблемы…

Тут можно сказать, что система демократии с уважением к личности и собственности — она эффективней в том числе и для экономического развития. С точки зрения всей экономики — все так. Но сегодняшняя Россия — это еще и баррель, упирающийся в уровни около 150 долларов. А пока так, Москва может спать спокойно: если людям нравится, чего их дергать по пустякам?