Другие новости Балтии

В Москве открылись сразу две выставки замечательного актера, культурного деятеля и атташе по культуре посольства Литвы в Москве Юозаса Будрайтиса.

На первой представлены его фотографии, на второй — особенно уникальной — картины и графика. Наводя дипломатические мосты между Литвой и Россией, Будрайтис не стесняется подавать пример политикам — тем более в работе с камерой и краской актер давно перешагнул порог любительства, сообщают Новые известия.

В одном из интервью Будрайтис поделился почти интимными переживаниями, которые он испытывает перед камерой — камера, по его словам, становится своего рода зеркалом, перед которым можно быть искренним и открытым.

Находясь уже по другую сторону камеры, актер не теряет дорогой российскому зрителю искренности. Его портреты актеров, друзей, коллег — как раз "дневникового", очень личного свойства. Сдержанная черно-белая гамма оттеняет неторопливость и задушевность разговора с Мариной Нееловой, Донатасом Банионисом, Евгением Леоновым, Иннокентием Смоктуновским.

Между тем, если фотографии Будрайтиса — довольно хорошо известны и уже показывались, то куда как интереснее увидеть его опыты художника. И здесь зрителей и критиков ожидают два приятных открытия. Во-первых, уровень мастерства. Будрайтис виртуозно владеет офортом, акварелью, техникой коллажа.

Его коллажная серия "Сценография" полна изощренных символов и сопоставлений: он соединяет изображение матери с ребенком и рукоплещущую толпу. Появляется особого рода аллюзия и на искусство, и на религиозный культ. В композиции "Игра по художественным правилам", от которой получила название и вся выставка, он создает нечто похожее на орденоносный бюст с многочисленными глазами вокруг. В некоторых из вещей — взять хотя бы "Сон в летнюю ночь" — особенно сильно ощущается прибалтийская традиция философского сюрреализма.

Вторая приятная черта Будрайтиса-художника — его непретенциозность, интеллигентность в европейском смысле слова. Отличной поддержкой служат ирония и особенно самоирония. Он пишет "Натюрморт из детства", подчеркивая, что игривый голубой фон — не испытание вкуса, а намеренный жест. Он создает картину "Мои цветы", противопоставляя ее "роскошным букетам" академистов. Здесь, скорее, какой-то ощетинившийся сорняк, сухостой. Иными словами, Будрайтис пребывает в умеренном модернистском лагере. Именно за это в советские времена и ценилась прибалтийская школа: вроде как и Европа, но сдержанная, душевная.

Заслуга то ли художника, то ли организаторов выставки, прочувствовавших его образы, но даже рамы для графических и коллажных работ имеют не последнее значение, привнося свой элемент "игры". Подернутые патиной, с тусклой позолотой или стилизованные под сельский минимализм с грубой мешковиной в качестве основы — все это еще и атмосфера литовских улиц и дворов. Руку — а скорее, даже метод любителя в "Игре по художественным правилам" выдает только отсутствие того, что в галерейной жизни называется "проектом". Четкая стратегия, глобальная идея в данном случае уступили место просто удовольствию от творчества. Оттого выставка приобретает еще и привкус ретро, шестидесятничества. Хотя для дипломата и государственного мужа как раз это — смелость и лучшая из всех возможных стратегий.