Журнал "Бизнес Класс", История, Книга, Культура

Бунин покорил Галину Кузнецову блеском живого ума в сочетании с русским барским величием.

Леонид Зуров – мой земляк по псковскому городку Остров , где до сих пор живет много моей родни по матушке. И Зуров тоже стал рижанином, выпускником  Ломоносовской гимназии.  Я стал заинтересованно копать о нем  в Интернете...  Выкопанное составило живописную картину эротической драмы, которая развернулась под крышей средиземноморской виллы Буниных... 

Часть первая. Эротическая драма под крышей  «Бельведера»

…Сентябрь. Южное побережье Франции. Жарко.  Городок Грасс варится в лучах палящего солнца. На террасе прибрежного кафе расположилась пара: мужчина и молодая женщина. Они пьют коктейли со льдом, женщина, сняв с ноги сандалий, лениво водит пальчиками ног по нагретым солнцем доскам.

Галина Кузнецова – страстная любовь Ивана Бунина.

На набережной появляется мужчина: высокий, несколько сутулый, в льняном костюме. Поравнявшись с парой, здоровается кивком головы.

– Михаил, кто это? – поинтересовалась женщина.

– Это мой старинный знакомый. Кстати, живой классик. Иван Бунин – может, слышали?

– Вы, наверное, шутите: слыхала ли я?! Да я все написанное им наизусть знаю! Знакомьте немедленно!

Писатель Михаил Гофман представил их. А дальше все было, как в бунинских рассказах: легкое прикосновение рук, быстрый взгляд и ощущение, похожее на солнечный удар… Так старый писатель  встретил свою последнюю любовь – Галину Кузнецову, двадцати семи лет. 

Молодые Бунины, Иван и Вера. 1907-й год.

Бунин вместе с женой Верой Николаевной приехал во французский средиземноморский Грасс после октябрьского переворота, спасаясь от красного террора. По той же причине покинули Россию и Галина Кузнецова с мужем, белым офицером. Она была свежа, загорела, носила сандалии и короткие юбки, и словно была пронизана солнцем и брызгами волн. Бунин покорил ее блеском живого ума в сочетании с русским барским величием. 

 Она  записала в дневнике, что Бунин буквально «оглушил» ее и она «утонула» в нем. Галина же стала для Бунина глотком свежего воздуха, так необходимого русскому барину в средиземноморской жаре, располагающей только к одному – к лени.

Оглушенная немедленно ушла от  мужа, а жаждавший свежего глотка тут же приютил ее на своей вилле «Бельведер» – в качестве «ученицы и помощницы». 

Так они начали жить втроем: Иван Алексеевич, Галина и Вера Николаевна – жена писателя. Этот роман стал главной темой пересудов у всего эмигрантского населения Грасса, потом у всего русского Парижа.

Так они начали жить втроем: Иван Алексеевич, Галина и Вера Николаевна – жена писателя. Разумеется, этот «неприличный» роман» стал главной темой пересудов у всего эмигрантского населения Грасса, потом у всего русского Парижа. И больше всего доставалось несчастной Вере Николаевне, согласившейся на столь скандальную двусмысленность своего положения.

Впрочем, у нее самой на этот счет было такое объяснение: она не хотела верить в серьезность романа Бунина на старости лет. И бессонными ночами молила только об одном: чтобы это наваждение поскорее  закончилось. Увы, время шло, старческая бунинская страсть не иссякала, и Вера Николаевна уже была на грани сумасшествия.

Страсть не иссякла ни через год, ни через два. Более того: Господу было угодно превратить порочный любовный треугольник в порочный квадрат, а потом в немыслимо порочный пятиугольник. 

Леонид Зуров, (справа) не только прижился у Буниных, но и страстно влюбился в «чистейшую» и страдающую Веру Николаевну (на снимке рядом с Зуровым, Галиной Кузнецовой и Буниным).

Для начала, по приглашению Бунина, в «Бельведере» поселился мой островский землячок, молодой и шустрый литератор Леонид Зуров, (справа) не только прижился у Буниных, но и страстно влюбился в «чистейшую» и страдающую Веру Николаевну (на снимке рядом с Зуровым, Галиной Кузнецовой и Буниным).

Целыми днями вся четверка изнемогала на вилле под гнетом своих эротических переживаний, при этом все они были по-своему несчастны, поскольку все были во грехе. Даже Вера Николаевна, которая в ответ на мольбы Зурова не говорила решительного «нет», поскольку полагала, что плохо скрываемая влюбленность  молодого секретаря вызовет наконец ревность Бунина…

Нет, не вызвала ничуть. Со временем все четверо привыкли друг к другу, притерпелись, прижились да и смирились. Не иначе,  средиземноморская жара тому виною…

Все это тянулось  шесть лет! Присуждение Бунину в 1933 году Нобелевской премии по литературе изменений не принесло, лишь еще более  обнажив неприличную ситуацию, потому что на вручение премии Бунин решил ехать  втроем – с  женой и с любовницей. Что немедля отметили газеты всего мира.

Возвращались из Швеции счастливые через Берлин, где навестили друга семьи, философа и критика Федора Степуна. И вот тут, в очередной  раз, вмешалось эротическое провидение.

У Степуна жила сестра по имени Маргарита, которую все звали Марга. Она увлекалась оперным пением и молоденькими девушками. И внезапно неопытная Галина и весьма опытная Марга как-то «повышенно» сдружились...  Да так  «повышенно», что Галина в Маргу безумно и только что не смертельно влюбилась. Вернувшись в Грасс, она твердо настояла и таки вытребовала у Бунина подругу – погостить. Ничего не подозревавший Бунин, разумеется, дал согласие.

Галина не отходила от подруги ни на шаг, весь день шепчась и уединяясь с ней, после чего все домочадцы уже поняли, что эта привязанность – больше, чем дамская дружба. Один только Иван Алексеевич не замечал происходившего... Возрастное, однако.

Но однажды и он это почувствовал – и сразу остро, болезненно, всеми своими мужскими органами чувств! Занервничал, стал злиться, метаться, ругаться, пытаясь раздуть  угасающий огонь любви, на что Галина, по выражению Веры Николаевны, «и ухом не поводила». Бунин поначалу подозревал измену с неведомым молодым мужчиной, возможно, даже с Зуровым, но бесстыдно горькая правда открылась в конце концов и ему. После чего Кузнецова мгновенно собралась и уехала в Германию вслед за певицей, изгнанной с виллы «Бельведер».

На вилле «Бельведер» с женой Верой.

Бунин очень тяжело переживал расставание. Его записи, посвященные этой душевной катастрофе, полны смятения и горечи: «Главное – тяжкое чувство обиды, подлого оскорбления! Какая тупость, какое бездушие, какая бессмысленная жизнь!».

А ведь Галину Кузнецову винить-то не за что. Она ушла от Бунина, потому как была свободна от каких бы то ни было обязательств перед ним, а также потому, что обрела свое своеобразное женское счастье.  То, что это было именно так, подтверждает долгая-долгая связь с Маргой: они были неразлучны до самого конца их жизней.  

Но годы, проведенные с Буниным,  благотворно сказались на литературном мастерстве Кузнецовой  – она выпустила несколько неплохих книг. Поэтому маститый писатель должен был быть доволен «ученицей».  Кроме того, пригоршни любовных страстей, зачерпнутые им на вилле «Бельведер», потом сами собой перекочевали на страницы бунинских романов и рассказов... И это для русской литературы хорошо!

Далее биографы пишут, что к Бунину после разрыва с Галиной сразу же пришла старость со всеми ее недугами, и он наконец заметил жену, которая одна могла облегчить те самые недуги. Старость пришла, конечно же, но не сразу. И жену Бунин заметил тоже не сразу… Тем не менее они прожили с Верой Николаевной еще с десяток лет, аж до 8 ноября 1953 года, когда Бунина внезапно зазнобило, и он попросил жену  укрыть его. Она укрыла, обняла его и задремала. А когда проснулась, Бунин был мертв.

Готовя его в последний путь, великодушная Вера Николаевна повязала шею писателя шарфиком, который подарила ему Галочка Кузнецова. Сама она умерла восемь лет спустя и упокоилась рядом с мужем на русском парижском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

А что же мой земляк Зуров, так точно и беспощадно сыгранный в фильме Евгением Мироновым?

Известно, что аж до 1940 года он продолжал сотрудничать с рижской газетой «Сегодня». О чем писал все это время – не знаю, листать пыльные библиотечные подшивки не хотелось, но в двухтомнике «От Лифляндии к Латвии», составленном Юрием Абызовым , есть две его статьи  – обе они о Риге.

После войны, получив в 1945 году окончательную отставку у Буниных,  Зуров  тут же стал секретарем исторической секции Научного общества при Союзе советских патриотов (!) в Париже. Пользуясь теперь уже служебным положением, в 1945–1946 годах он не раз наведывался к Вере Николаевне – упрашивал ее и Бунина возвратиться в СССР. Получал неизменный отказ.

Неожиданно в 1947 году на собрании союза сам решительно выступил против «советских патриотов» и вышел из этого объединения.  После смерти Бунина вновь пристроился к Вере Николаевне – уже совсем пожилой вдове, помогая ей с архивами писателя и в написании книги о Чехове...  При этом  Зуров был уже серьезно болен, периодически находясь в психиатрической лечебнице. Вера Николаевна об этом знала, но терпела. В лечебнице Зуров и умер от «разрыва сердца» жарким сентябрем 1971 года. Умер почти одновременно с другою приживалкою на бунинской вилле в Грассе – Маргаритой Степун, то есть с Маргой. Похоронен Зуров рядом с теми,  с кем прижился,  на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Такой вот до конца верный человек…

Из «грасского любовного пятиугольника» всех пережила Галина Кузнецова. Она тихо скончалась в Мюнхене в 1976 году. «Ушла в мир иной самая сильная и последняя любовь великого русского писателя Бунина», – писали газеты.

Э-э, они сильно ошибались в великом русском писателе, неистощимом на любовь! Чувство к Галине Кузнецовой у него было безусловно сильным, но огонь любви горел тогда отнюдь не в последний раз. 

На вручение в 1933 году Нобелевской премии Бунин решил ехать втроем – с женой и с любовницей, что немедля отметили газеты всего мира.

 Часть вторая.  Чашка турецкого кофе у шамаханской  царицы

Самой последней любовью 76-летнего Ивана Алексеевича Бунина была необыкновенно красивая женщина с длинным восточным именем Умм-Эль-Бану Мирза кызы Асадуллаева – дочь бакинского нефтепромышленника-миллионщика. Девочку назвали в честь умершей при родах матери – Умм-Эль-Бану. Или сокращенно – Банин.  

 В 19 лет она вышла замуж за нелюбимого, но очень влиятельного человека, чтобы иметь возможность бежать из СССР в Турцию. Из Турции тут же бежала в Париж, где начала самостоятельную жизнь, работая манекенщицей, продавщицей, машинисткой, переводчицей…  Перепробовав все эти доступные русским эмигрантам профессии, неожиданно стала писать.

Автобиографическая книга «Кавказские дни» принесла ей успех. Ее засыпали восторженными письмами, одно из них написал нобелевский лауреат Иван Бунин.

Бунин, Банин… Мистическое созвучие, не правда ли?

У русских эмигрантов (а таковыми считались в то время все эмигранты из СССР) была своя большая колония в Париже, насчитывавшая около 40 000 жителей. Ближайшей подругой Банин стала фрейлина российского императорского двора Джанет Андроникова – она просто помогла девушке выжить. А другая ее подруга, писательница Тэффи, помогла войти в литературные круги. Именно у Тэффи она и познакомилась с известными русскими литераторами, в частности с Буниным. 

Впервые увидела его у Тэффи на фотографиях, которые в ее квартире были повсюду – стояли, висели, лежали. Одна из них заинтересовала Банин – на ней был снят худощавый «занятный господин», стоявший у окна и глядевший вдаль с мечтательным видом. «Кто это? Писатель?» – поинтересовалась она у Тэффи. «Как, вы не знаете?! – воскликнула та. – Посмотрите на надпись, это же наш великий Иван Алексеевич Бунин!»

Но очно они познакомились значительно позже – в июне 1946 года. Ее поразило, что в свои 76 лет Иван Алексеевич держался исключительно прямо. «Он казался царственно величавым, выражение лица у него часто было надменное, – вспоминала Банин. – Должна признаться, что мне нравилась его надменность – она напомнила мне мою первую литературную любовь, князя Андрея Болконского. Впрочем, надменность Бунин надевал, как тогу, чтобы показать дистанцию, отделяющую гения от простых смертных.  Но стоило ему немного разойтись, а этому в немалой степени способствовал его темперамент, как тога тотчас спадала».

 Что касается чувств самого Бунина, то он был очарован томной восточной красотой Банин. Называл ее то «шaмаханской царицей», то «черноокой газелью». Надарил ей своих книг. На одной из них – сразу две дарственные надписи. Одна по-французски: «Мадам Банин от ее покорного слуги Бунина 15.VI.46. Париж». Показалось мало, и он написал вторую, уже по-русски: «У одного человека сердце ушло из рук, и он сказал ему: «Прощай!» – слова Саади о человеке, плененном любовью». «Шамаханской царице» это не могло не нравиться.

Она очень гордилась своим происхождением: не турчанка или персиянка, за которых для ложного шарма выдавали себя некоторые ее сородичи, а именно азербайджанка – гордая, своенравная и неординарная! В чем-то даже склонная к эпатажу. При этом острая на язык и по-женски очаровательно язвительная. Поэтому не могло быть в природе такого второго писателя, который бы так реалистично, с  таким  знанием психологического состояния  персонажей, смог бы написать «историю любви», или, точнее, «историю неразделенной любви», как это сделала Банин в весьма откровенном по тем временам романе «Последний поединок Бунина».

Но сделала это тонко и вполне корректно по отношению к далеко уже не молодому писателю, раскрывшему ей свои чувства. 

Могила Ивана Алексеевича Бунина на кладбище Сент-Женевьев-де- Буа в Париже.

А был ли он нужен ей как мужчина? Это их тайна. Скажем так, он ей был интересен – как личность, как живой классик и как один из мэтров русской эмиграции… Но более всего  был интересен ей именно как многоопытный мужчина, воспылавший вдруг поздней любовью, которая на сей раз не стала взаимной, а приняла черты любви-страдания, мучительной эротической игры, в которой участвуют старый писатель, давно уже пресыщенный всем и вся, и молодая писательница, для которой эта история –  благодатная возможность показать известную личность  с предельно короткой дистанции…

Потому она и поддерживала пылкое влечение мастера, оставаясь женщиной экзотической, манящей... Хотя могла бы сразу же потушить этот «огонь страсти», просто прикрутив фитиль. Но не сделала этого, хотя он со своими мужскими притязаниями был иногда просто смешон… А моментами даже неприятен… И не потому, что был слишком стар, а потому что был нелюбим.

Еще в 1946 году, спустя два месяца после знакомства Бунин подарил ей свою фотографию – в мягкой шляпе, надвинутой на глаза, выражение лица мечтательное и надменное, усталое и ироничное. Под фото самонадеянно и нервно выведено: «Что перед этим ваш немецкий писатель?» Для непосвященного – непонятная надпись. Но Банин сразу поняла, что за этой плохо скрытой стариковской бравадой корчится горькая мужская ревность к ее большому другу Эрнсту Юнгеру.

С этим немецким писателем и философом, участником двух мировых войн Банин дружила более полувека, до самого конца своей жизни. Вот он был именно ее мужчина! Ему она посвятила жизнь и три своих книги.

Познакомились они в 1943 году, после выхода в свет ее первого романа. Находясь под впечатлением от прочитанного, Юнгер позвонил ей, представился и уже на следующий день отправился «выпить чашку настоящего турецкого кофе у Банин, мусульманки из Южного Кавказа». С  той чашки кофе и началась их необыкновенно долгая и очень крепкая дружба, которая продолжалась до самой кончины писательницы в 1992 году. Он пережил ее на 6 лет, умерев в 103-летнем возрасте.

А бедный влюбленный Бунин целых семь лет жил неподалеку, нося в душе свой «огонь», пока не унес его на Сент-Женевьев-де- Буа…