Балтия – СНГ, ЕС – Балтия, Культура, Латвия, Прямая речь, Туризм, Форум

- Татьяна, как вы пришли на рынок искусства?

- История моего фонда началась с желания создать частную коллекцию картин. Однажды меня удивило, что одну и ту же работу один продавец предлагал за 50 тысяч евро, другой за 500 тысяч евро. За определенный промежуток времени картина значительно прибавила в цене. Я стала разбираться. Выяснила, что за минимальную цену ее предлагал дилер, который скупал работы художника на вторичном рынке у семьи некоего коллекционера.

Дальше ее подхватили другие дилеры, которые приплюсовали свои проценты. Картина ходила по рукам и искусственно росла в цене. Чисто спекулятивный механизм, никакой добавленной стоимости в этом процессе не возникало, никакой раскрутки не делалось, обоснования повышению цены не давалось. Тогда я решила узнать этот рынок и получить доступ к произведениям искусства из первых рук по минимальной цене.

Нужно было знакомиться с авторами, и я занялась современным искусством. "Frida Fine Arts", которую я представляю, наверное, первой из российских галерей участвовала в индийской ярмарке искусства "India Art Fair". Я поняла, что, если возить российских художников по регионам, в которых нас не знают, продать ничего невозможно, потому что на современное искусство цены как таковой нет. Если тебе нравится картина, она подходит к твоей стене, ты покупаешь. Но "вырастить" художника в цене шаг за шагом нереально. Я это дело оставила. Для себя я современное искусство вычеркнула. Вторичный рынок более понятен. У работ есть провенанс, то есть история владения, известен автор, известно число этих работ.

- Почему нет цены?

- Есть очень плодовитые художники. К примеру, мне известно, что известная российская галерея "Файн Арт" привезет на рижскую ярмарку работы Дмитрия Шорина, который для каждой новой выставки готовит по четыре десятка новых работ. Непосвященному кажется, что, чем больше талантливый мастер пишет, тем лучше. Но для рынка это не очень хорошо. Большой прирост новых работ уменьшает цену на них. К примеру, Чарльз Саатчи скупил 90% работ Херста и выпустил на рынок только 10%. Теперь, если, к примеру, у галериста с Херстом возникнет конфликт, он может выпустить на рынок большое число работ художника и обрушить цену, поскольку Херст чрезвычайно работоспособен.

Молодого художника, даже очень талантливого, бессмысленно покупать за большие деньги, потому что ты не знаешь, как он будет работать: писать штук 10 картин в год или штамповать по сотне. И то, что ты выставишь за 50 тыс. евро, через 10 лет будет стоить пять, поскольку рынок этим автором будет перенасыщен. К тому же зачем покупать его на вторичном рынке с приростом цены, если можно договориться с ним лично и получить его работы из первых рук? Поэтому покупка произведения современного искусства — это не инвестиция, каким бы талантом автор ни обладал, в каких бы музеях ни выставлялся. Это просто предмет интерьера.

Сейчас я коллекционирую "шестидесятников" и "семидесятников". Этим художникам сейчас по 80 лет примерно, пик их творчества уже пройден, и известно, вещи какого их периода больше ценятся. Работы, созданные в 60-е и 70-е, проданы, а новые уже не того качества. А как только художника не станет, все его произведения резко взлетят в цене, как это произошло, к примеру, с Анатолием Зверевым, и тут же выйдут на вторичный рынок.

- Как вы из коллекционера превратились в игрока рынка?

- Собрав некую коллекцию, я поняла, что ее нужно раскручивать. Картинам нужен провенанс. Работы шестидесятников — это не шедевры передвижников, они не популярны, их нужно выставлять. Я договаривалась с музеями, с Третьяковской галереей. Вся эта выставочная история записывается в паспорт картины.

- Каковы затраты на выставки?

- У музеев есть план, мы предлагаем его заполнить. Ни мы за это мы не платим, ни нам. Дело в том, что произведения искусства должны быть доступны публике, даже если они находятся в частной коллекции. Я покупаю работы потенциально музейного уровня: к примеру, художника Ильи Кабакова, фотографа Франциско Инфанте, которые сами приложили к приобретению мировой известности большие усилия. К примеру, работа Инфанте из моей коллекции, выставлявшаяся в лондонском "TATE Modern" самим автором, на последней выставке стала "гвоздем" экспозиции и как бы осветила остальные.

- Вы выбираете художника с именем и потенциалом роста. Как вы определяете этот потенциал?

- Эти художники уже присутствуют в известных коллекциях. Например, 60 или 80 работ Ильи Кабакова купил Роман Абрамович. На аукционах уже идут третьи или четвертые продажи. Коллекционеры продают работы не потому, что они им не нравятся, а потому, что они растут в цене. Например, человек продает более дорогой экземпляр кисти Кабакова с хорошим провенансом, чтобы купить два более дешевых и ждать, когда они также подорожают.

- Какова роль различных посредников в формировании цены на картину?

- Цена на работы современного автора во всех галереях, через которые он их продает, одинакова. Никто не имеет права накручивать ее: все продают с 50-процентной маржей, эти работы не подлежат декларированию, как произведения искусства старше 30 лет, не облагаются пошлинами. Какой смысл был бы приобретать картину за 10 тысяч евро в Париже, если бы я могла купить билет до Москвы и заплатить за нее 5 тысяч евро, или даже заказать с доставкой? Единственное, что может повлиять на полную стоимость покупки, — это размер НДС, но и эта сумма во многих странах возмещается при вывозе приобретенного товара за рубеж.

Но есть шедевры же, как мы их называем. Скажем, картины того же Кабакова, обошедшие ряд достойных музейных заведений, выходят как на первичный, так и на вторичный рынок. Тут целью коллекционера является поиск первого дилера. Обычно художники, желающие выпустить на рынок работу, ищут продавца с хорошей репутацией, который предложит ее покупателям по реальной цене. Чаще всего это цена последней продажи подобной картины этого художника. Правда, это весьма шаткий показатель.

Приведу пример: картину "Мать и дитя" Бориса Григорьева шесть лет назад купили на торгах за 800 тыс. евро. Ровно спустя 5 лет ее выставили за 3,5 млн. евро. Почему такой рост? Такого достойного уровня работ этого художника нет на рынке. Такого качества, размера, чтобы масло и холст. Национальное достояние, ее даже нельзя вывозить из России. В этом случае цена может быть любой, потому что это уникальное предложение. Впрочем, дилер, как правило, реагирует на встречное предложение и продаст работу покупателю, который предложит два с половиной миллиона.

Однако аукционы — тоже не показатель. Допустим, мне посчастливилось купить у художника напрямую несколько работ достаточно дешево. Я сама выставляю одну работу на торги с эстимейтом на порядок выше и сама же ее выкупаю. И тогда автоматически дорожают все остальные.

- Какова доля таких фиктивных сделок на рынке?

- Я бы не назвала их фиктивными. Это способ наращивания капитала. Аукционный дом здесь не при чем, он получает комиссионные, и ему все равно, кто продает и кто приобретает, тем более что покупатели часто анонимны. Вы должны понять, что инвестиционные вложения имеют виртуальную цену. Но, может статься, найдется желающий выложить за лот назначенную сумму.

- Как формируется международная цена на того или иного мастера?

- Российские художники, не имеющие международного провенанса, ничего не стоят на Западе, потому что их там никто не знает. С другой стороны, на "Art Riga Fair" съедутся коллекционеры и галеристы из разных стран, в том числе из России. Латвийские художники для них — кот в мешке, они не знают ни кто за ними стоит, ни их историю. Купят, только если работа понравится. Если художнику повезет, его возьмет его на раскрутку какая-нибудь хорошая галерея, к примеру, как парижская "Opera", представленная по всему миру.

- А если "Opera" предложит меньше, чем отдал за подобную работу последний покупатель? Нужно ли латвийскому автору идти на уступки?

- Почему нет? Все картины современного художника не могут иметь цену максимального эстимейта, бессмысленно на него ставить планку. Но такая галерея, скорее всего, возьмет его в оборот на условиях эксклюзивной продажи и согласно своей ценовой политике. В то время как современный художник практически никогда не привязан к одной галерее: кто-то будет его продавать в Риге, Москве, кто-то — в Париже и Санкт-Петербурге.

- Может ли "Art Riga Fair" рассчитывать на успех?

- Я считаю, что в каждой стране должна существовать такая ярмарка. Потому что на ней собираются самые авторитетные галереи, которые выбирают для экспозиции лучшие работы лучших своих художников в расчете их продать на месте. В отличие от биеннале, проходящих в чисто выставочном формате, это именно торговая площадка, на которой товар уходит прямо со стенда. Именно сюда приезжают коллекционеры, зная, что им не нужно обходить все галереи города, чтобы увидеть лучшее.

- Ярмарка повысит цену на рижских художников?

- Она повышает не столько цену, сколько шансы. Например, на закрывшейся в этом году "Арт Москва" кураторы ставили участникам условие выставлять работы не дороже 5 тысяч евро, чтобы их можно было купить сразу. Но ярмарка — это не только продажа картин. Это продажа имени художника и самой галереи. Скорее всего, приедут кураторы каких-то музеев в поисках авторов, которых они захотят выставить, может быть, предложат контракт. Конечно, автор при этом дорожает.

- Каков лично ваш интерес в участии в "Art Riga"?

- Поскольку это первое мероприятие такого рода в вашей стране, мне хочется его поддержать своим присутствием: придать ему статус, привлечь внимание. Дело в том, что я привезу часть своей коллекции фотографий культового чешского мастера Яна Саудека, 27 работ музейного уровня. Работы из этого собрания, начиная с января 2016 года, объедут семь городов России. Но первыми их увидят рижане. Я хочу побудить галереи выставлять не только современных художников, но и антиквариат музейного уровня, чтобы привлечь к стране интерес коллекционеров. В Лондон на "Frieze Art Fair" они слетаются со всего мира. Почему бы им не собраться в Риге?

- А как повлияет на успех рижской ярмарки закрытие московской?

- На мой взгляд, никак. Такие ярмарки современного искусства есть в Париже, в Лондоне, в Монако. На них в основном показывают достижения художников конкретно этой страны. Более 70% участников "Арт Москва" — российские галереи. Да и покупатели местные. Вряд ли какой-то коллекционер из Нью-Йорка поедет в Москву. Формат art fair рассчитан на местный рынок.

- Успех ярмарки будет зависеть от первого же мероприятия?

- Да, если задаться целью не столько продать и заработать, сколько создать имидж и привлечь посетителей. Если человек ходит по выставкам и смотрит на произведения искусства, он рано или поздно начинает в нем разбираться, и в конце концов ему что-то хочется повесить и у себя дома. С этого начинается большинство коллекций. Картины — это в первую очередь предмет роскоши, это дорого и не массово. Главной идеей "лакшери-бренда" является мечта. Чтобы человек начал мечтать в определенном направлении, его фантазию нужно возбудить, он должен увидеть. Шаг за шагом, вслед за современными картинами, он начинает покупать антиквариат. Таким образом, подобные ярмарки создают арт-рынок.

Есть один секрет. Важно не только то, что висит в зале. Не менее важно, что происходит на афтерпати, VIP-приемах, на которых встречаются все участники рынка. Художники, галеристы и коллекционеры общаются в приватной обстановке, выясняют бэкграунд друг друга, договариваются. Все сделки совершаются в кулуарах. Понимаете, истинных коллекционеров никто не пустит к стенду. Представьте себе: вот я дилер, у меня есть клиент. Зачем я его перед тридцатью галереями буду высвечивать?

Для арт-рынка нужна среда: хороший ресторан, хорошая кухня, известные эксперты и галеристы, которых нужно специально приглашать, а это значит оплатить пребывание и дорогу. На все это тратятся спонсорские деньги. Интерес спонсоров в участии в таком мероприятии состоит в присутствии медийных лиц: бизнесменов из списка "Forbes", артистов. Пресса обычно отслеживает их передвижения, заключенные в результате мероприятия сделки, благотворительные акции и обеспечивает спонсорам хороший медийный "выхлоп".

- Напоминает "Новую волну".

- У "Art Riga Fair" есть все шансы подняться по значимости на уровень "Новой волны", привлечь к себе такое же широкое внимание публики. Но для этого должен сложиться весь паззл: художники, галереи, коллекционеры, среда. Если хоть одна деталь будет отсутствовать, мероприятие пройдет не замеченным на международном уровне.

- Расскажите, пожалуйста, об искусстве как инвестиционном активе и о роли банков, частного банкинга в развитии рынка искусства.

- У меня вызывают уважение банки и финансовые структуры, которые открывают для себя, для своих вкладчиков и акционеров искусство как альтернативную форму инвестиций. Крупнейшей коллекцией как современного искусства, так и шедевров, на сегодняшний день обладает Deutsche Bank. При этом подобными собраниями клиенты иногда владеют на паях. Возможно, вы слышали, что найдена еще одна "Мона Лиза" Леонардо да Винчи, которая датируется более ранним периодом, чем та, что висит в Лувре. Российский "Сбербанк" заинтересовался ее покупкой. Компания "Арт Консул", с которой я сотрудничаю, сейчас работает над определением цены. Причем уже сейчас понятно, что сам банк не обладает всей необходимой суммой, и обсуждается паевое владение.

Картина — не очень удобная инвестиция. Ее нельзя заложить в банке, как яхту или машину, под нее не выдадут кредит. Тем не менее, при банках действуют независимые эксперты, которые по желанию клиента могут произвести оценку предмета искусства.

Банк, который согласится спонсировать ярмарку, избавится от необходимости привлекать сторонних экспертов, поскольку эту работу за него уже сделают ведущие галереи. Обычно раскрученные ярмарки поддерживает ведущий банк страны. К примеру, генеральный спонсор "India Art Fair" — City Bank, который как никто заинтересован в том, чтобы показать своим клиентам лучших художников и лучшие работы. Мало того, частные банкиры могут попросить выделить им особые часы, когда они смогут привести своих клиентов, заинтересованных в инвестициях, группами.