Латвия, Образование и наука, Прямая речь, Экономическая история

Короче, 1986 год. Меня вызвали в I отдел Института микробиологии и спросили, почему я еще не был за Границей?

Я только что вернулся с "Канатчиковой дачи" и, набравшись там знаний, на каждом Ученом Совете предлагал идеи развития Института в сторону молекулярной генетики. Я знал о постановлении Пленума ЦК КПСС о восстановлении генетики в СССР и все время говорил о том, что надо что-то делать в этом направлении. Но вопрос людей в Черном о Загранице мне понравился и я ответил: "Наверное не созрел".

-- А вот мы так не считаем... Вы молодой талантливый микробиолог и только что защитили блестяще диссертацию, успешно освоили методы генетической инженерии, знаете хорошо биохимию и нам "сверху поручено" продвигать молодые кадры... Так что поедете в Вернигороде на международную конференцию по протеазам. Идите и готовьтесь.

Я знал из кандидатского минимума по биохимии, что Проитеазы – это    белки, расщепляющие белки. То есть – самоеды или как люди в социальной своей сущности. А в прикладной своей сущности – это компоненты сегодняшних стиральных порошков.

Подготовка к загранкоммандировке включала заполнение различных бланков с вопросами о членах семьи (в том числе репрессированных), национальности, а также о родственниках за границей. Хождения по мукам включали: кабинет парторга Института, в треугольник входили Парторг, Профорг и Администрация, которые проверяли тебя на моральную устойчивость (сбежит или не сбежит), затем Академия Наук ЛССР, и затем Московский районный комитет Компартии города Риги, где задавались приблизительно одни и те же вопросы. О населении ГДР, кто там Генсек и прочее, то есть о том, что мне практически и не понадобилось, поскольку ни политической, ни революционной деятельностью я там никак не собирался заниматься. Я ехал на конференцию ученых. Но таковы были формальности, и я их прошел успешно.

Получив мой первый международный паспорт и выпрыгнув с поезда Рига-Москва на автобус, летев с Центрального аэровокзала до Шереметьево и вскочив в почти отлетающий на Берлин Ил-66, был подхвачен миленькой стюардессой и проведен в бизнес-класс, от чего я немного потерял натренированное проверочными комиссиями самообладание и на ее вопрос: "Что Вам предложить", ответил: "Все!". Стюардесса улыбнулась и принесла мне шампанское, апельсиновый сок и апельсин, с которого все и началось. И мы взлетели.

Я впервые летел первым классом и этот взлет, а также его последствия, оказали большое влияние на всю мою последующую жизнь… Приняв бокал шампанского, я тут же его осушил и фантастическое ощущение взлета было лишь чуть-чуть испорчено укатившимся в ноги пассажиру, сидевшему сзади, того самого заветного оранжевого апельсина. Я запомнил место, и когда можно было расстегнуть ремни, подошел к нему и увидел японца, который, приветливо улыбаясь, протягивал мне мой апельсин. Так мы познакомились. В другой руке он держал карту маршрута, по которой должен был достичь того же городка Вернигороде. Поскольку место рядом с ним было свободно, я со словами "разрешите присесть … надо же- это Просто судьба ... и я туда еду" – заказал у стюардессы еще два бокала шампанского. 

Короче, мы познакомились, он оказался директором Токийского Института биохимии Коиши Судзуки и должен был прочесть Пленарный доклад на этой конференции. Третий бокал шампанского убедил нас в том, что мы легко найдем дорогу, а четвертый сделал закадычными друзьями. Он был удивлен тем, что я все еще помню его имя, но я сказал, что это очень просто – у меня дома в Риге есть любимая пластинка гитариста Коиши Судзуки. Вот тут уже он попросил шампанское у стюардессы. Рейс Москва – Берлин завершился тем, что наш профессор Коиши, полностью доверившись мне, сел со мной в поезд, дигавшийся в противоположном направлении, и только через час кондуктор указал нам на ошибку. Короче, оказались мы в Вернигороде только ранним утром. Дорога шла через лес и в гору. Птицы заливались от весеннего апрельского утра. Словно раненного бойца, я втащил наконец профессора Коиши в лобби отеля и осторожно упаковал в кресло. Наступила мрачная тишина.