Книга, Латвия, Образование и наука, Прямая речь, Экономическая история

Гершон Бреслав на презентации книги. БМА. Рига. 09.10.2018.

Писать историю науки – дело весьма рискованное. При проведении правильно организованного научного исследования вы неизбежно получаете вполне определенные ответы на свои правильно поставленные вопросы. В отличиe от психологии, которая уже более 100 лет строится по образцу естественных наук, история по своей сути не может быть в полной мере отнесена к ним, и даже к этому, как правило, не стремится. Историки вовсе не настаивают на обязательном расчленении целого явления или процесса на ряд более частных и измеряемых переменных, и не требуют отделить один фактор от другого и проанализировать их влияние отдельно и во взаимодействии. 

Как замечал сэр Исайя Берлин: «Но истина об истории – возможно, самая важная – в том, что общая история и есть эта самая амальгама, жирный бульон, сваренный из вроде бы несовместимых ингредиентов» (Берлин, 2001, с.106). Более того, он приводил слова историка античности Ульриха фон Виламовица-Меллендорфа, который говорил: «...мертвые не могут говорить, пока не испили крови. Если мы предложим им нашу кровь, они заговорят с нами нашими голосами и нашими словами, а не своими, поэтому всякая попытка понять их мир всегда отчасти иллюзорна» (Берлин, 2001, с.200). Сам Берлин комментировал это следующим образом: «Без фантазии прошлое остается мертвым. Чтобы воскресить его, мы должны, по крайней мере – в идеале, слышать голоса людей, представлять (опираясь на доступные факты), каким мог быть их опыт, их формы выражения, ценности, взгляд на мир, цели и образ жизни» (Берлин, 2001, с.201).

Понимая, что идеал недостижим, мы отправляемся в это рискованное и нелегкое путешествие, и автор попытается быть максимально беспристрастным и честно выкладывать перед читателем все те аргументы (собственные тексты создателей психологии, критические и обзорные работы, библиографии работ и биографические материалы, автобиографии, предшествующие работы по истории психологии), на основании которых выстраивалась общая картина становления и развития психологии как науки. Впервые, книга по истории психологии будет снабжена биографическими и библиографическими справочными материалами. Также впервые в подобное издание будут включены глава о развитии основных областей психологии – психологии развития, социальной, клинической и прикладной психологии (№ 3) и глава о психологии на службе общества и перспективах ее развития (№ 5).

При этом автор не склонен поддерживать распространенную точку зрения о том, что наука – это то, чем занимаются ученые, и считать наукой все то, что признавалось таковым создателями этого знания (называемого научным) или их последователями. В отличие от такого представления, включающего в научное знание философcкие идеи и все попытки систематизации картины мира, начиная с глубокой древности, в этой работе мы будем опираться на современное понимание науки как социального института получения и использования знания на основе применения эксплицитных и объективных методов его получения в многочисленных эмпирических исследованиях, выходящих за рамки личного опыта исследователей.

В то же время, для лучшего понимания феномена науки (и, прежде всего, науки, которая нас интересует, - психологии), необходимо рассмотрение всего того, что предшествовало ее появлению, ибо между донаучными и научными работами нет четкой границы и каждый новый исследователь в большей или меньшей степени опирался на теоретические и практические достижения своих предшественников. Причем это опора далеко не всегда носила осознанный характер, ибо до изобретения и распространения книгопечатания многие идеи были доступны лишь изустно, что приводило к быстрой потере авторства идеи и она «всплывала» гораздо позднее  уже в других рукописных или печатных текстах. По мнению Вернадского, так произошло и с идеями великого Галилея (Вернадский, 1981, с.73).

Идея этой книги появилась давно, в силу неудовлетворенности подходом, доминировавшим в советское и постсоветское время в литературе по истории психологии на русском языке. Согласно этому подходу, психология является преемницей всей предшествующей философской традиции и лишь продолжает более тщательно изучать то, что понимали еще мыслители Античности. Cответственно, большая часть книг этих авторов была посвящена истории философии и истории философских представлений о душе и душевных явлениях. 

Подход автора данной книги  заключается в четком осознании того, что психология является самостоятельной наукой и обладает собственным пониманием всех жизненных проявлений человека и животных, но в то же время отвечает всем строгим общенаучным принципам, в том числе и требованиям эмпирической верифицируемости научного знания, неотъемлемым аспектом которого являются измерения. Специфический взгляд психологии включает в качестве своего ядра основания и способ построения поведения людей, включающий все разновидности и свойства психических процессов.

Значит ли это, что размышления и наблюдения философов не имеют никакого значения для понимания психических явлений и большинство историков психологии занималось бессмысленным делом, излагая взгляды всех этих философов? Вовсе нет. Все века от Древности до Новейшего времени людей продолжала интересовать их душевная жизнь и те ответы, которые давали философы, до известной степени удовлетворяли это любопытство. Вопрос лишь в том, насколько эти размышления относятся к научному познанию? В целом, отвечая отрицательно, мы не подвергаем сомнению заслуги великолепной плеяды философов от софистов и Аристотеля до Канта и Хуссерля, а лишь отмечаем, что мы ограничиваемся рассмотрением лишь того, что имеет достаточно прямое отношение к развитию научного психологического познания. Вполне понятно, что Вундт и другие родоначальники психологии не могли не опираться и не использовать те философские представления, которые сложились в истории философии к середине ХIХ века. Вопрос, однако, в том, как именно они использовали эти представления в организации своих психологических исследований. Что является необходимым элементом, образующим методологию исследования, а что является лишь личным убеждением ученого, существенно не влияющим на ход получения новых научных фактов и развития науки?

После появления перевода хорошего американского учебника (Шульц и Шульц, 1999), уже более определенно основанного на идее психологии как самостоятельной научной дисциплины, потребность в новом понимании истории психологии несколько снизилась.  Однако, будучи очень живым и содержательным, этот учебник дает весьма американо-центричный взгляд на развитие психологии, что вполне естественно для американских психологов, выросших на местной традиции. Также этот учебник пестрит неточностями и передержками, как правило, в пользу демонстрации достижений психологии в США, в частности, весьма проблематичным выглядит выделение таких научных психологических течений как «Структурная психология» и «Функциональная психология». Скорее всего это весьма произвольные ярлыки, за которыми стоит лишь желание указать на специфический характер усвоения экспериментальной психологии в США.  Также весьма произвольным выглядят ярлыки типа «реалистический» и «антиреалистический» (причем последний применяется по отношению к позитивизму, понимаемому как синоним эмпиризма) (Лихи, 2003).

В то же время психология, как и наука в целом, является изобретением Старого Света, как называли когда-то Европу. Вплоть до начала ХХ века американцы, желающие ознакомиться с психологией, ездили для этого в Германию. Практически лишь после победы нацистов в Германии и массового переезда психологов в США центр психологической жизни передвинулся в Новый Свет. При том, что уже в конце ХIХ века финансирование молодой науки в США стало значительно более обильным, по сравнению с ее финансированием в Европе. В американских учебниках таким звездам европейской психологии как создатель дифференциальной психологии и понятия IQ Вильям Штерн Выготский, Лурия, Марбе, Крепелин, Ах, Бурдон, Валлон, и др. уделяются или совсем короткие реплики, или они вообще не упоминаются. 

Также эти учебники не придают особого значения столь важному для любой истории науки компоненту как – отслеживание процесса развития психологии как череды научных школ и взаимодействий «учитель-ученик». Это не значит, что этого компонента нет вообще, но его присутствие не носит регулярного характера. При этом надо иметь в виду, что социально-политический контекст часто приводил к прерыванию или даже уничтожению научных школ, как это было в СССР или в нацистской Германии, а потом в оккупированных странах.

Значит ли это, что среди психологов не было революционеров и первопроходцев? Вовсе нет. Это лишь значит, что у каждого творца есть свои учителя, как реальные и вполне явленные физически, так и учителя, явленные лишь идеально и опосредованно – через их тексты и образцы действия, передаваемые из поколения в поколения.

Именно эти учителя в прямом или опосредованном взаимодействии со своими талантливыми учениками и обеспечивают целевую и вполне предметную реализацию личностного потенциала их учеников, открывающих новые страницы психологии.

Это тем более важно, что развитие психологии как науки неотделимо от развития университетского образования, ибо первые психологические лаборатории создавались, как правило, при университетах и именно они стали не только научно-исследовательскими центрами, но и кузницами профессиональных психологических кадров, которые только и обеспечивают преемственность и сохранение традиции.

Представляется также, что еще ни один учебник истории не смог показать в полной мере развитие психологии как взаимосвязанное развитие трех основных компонентов науки – сообщества людей, продуктов и процессов их деятельности, а также всей исследовательской и коммуникативной инфраструктуры. К тому же при описании одного из этих трех компонентов - продуктов научной деятельности – наблюдается явный крен или в сторону теоретических идей (как это было в советской историографии), или в сторону сбора фактов, или (реже) в сторону методов исследования.

При этом, как правило, за пределами внимания историков психологии оказывается наиболее важный момент в понимании развития психологии – как, в ответ на какой явный или неявный запрос общества (или ее отдельной части) происходят инновации в психологии. Речь идет именно об объективной необходимости, а не об ангажированности, хотя в реальности это, иногда, очень трудно разделить. К тому же чаще всего в тени оказываются прикладные аспекты научной психологии: Как психология реализует свою функцию обслуживания общественной практики?

Насколько полученные психологические факты, теории и методы способствовали более эффективному построению процессов производства, образования, восстановления психического и физического здоровья и т.п.?

И, наконец, в отличие от предшественников, автор данной истории психологии будет стремиться опираться на вполне эксплицитное, явное понимание психологии как науки, построенной на основе общей научной методологии. При этом, поиск достоверного знания в психологии необходимым образом предполагает все те процедуры, которые на данном уровне научного познания обеспечивают проверку истинности получаемых результатов и адекватных выводов из них. Понятно, что исследования проводят люди и прежде всего именно деятельность ученых (в том числе и организационная) будет в центре внимания.

Исходя из этих приоритетов, относительно небольшое внимание будет уделено в книге психоанализу, еще меньше - трансперсональной психологии и другим направлениям, как правило, не опирающимся на данные научного исследования и не использующим научную методологию. В то же время представляет интерес анализ того, какой тип общества и какие проблемы, стоящие перед обществом, вызывают к жизни такого рода течения.

Cответственно этим приоритетам и задачам будет строиться и структура книги. Первая глава будет посвящена предыстории психологии – анализу того, что предшествовало появлению психологии как науки в сфере как общественного познания, так и общественной практики, включая и религиозные практики, а также как появление науки в современном ее понимании. Во второй главе будет описано появление научной психологии в Германии, распространение и развитие психологии в Европе и Америке. В третьей главе будет показано развитие наиболее важных ветвейпсихологии – социальной, клинической, возрастной, прикладной и развитию методов сбора и количественного анализа полученных данных. В четвертой главе будут описаны основные концептуальные течения психологии. В пятой будет показана связь развития психологии с теми проблемами, которые встают перед обществом и ее отдельными группами, а также будут намечены общие тенденции развития психологии, включая прогноз дальнейшего развития.

Предшествующие попытки выделения качественно своеобразных этапов в развитии психологии оказывались не очень удачными, но тем не менее какие-то общие метки в хронологии событий выделить желательно. Поэтому можно очень условно выделить в истории психологии четыре основных периода: 1)«донаучный» - предыстория психологии; 2) «научный эмпирический» - от Лейпцигской научной школы  Вундта до десятых годов ХХ века – накопление эмпирических данных и методов, обсуждение достоверности и эффективности методических подходов к изучению психики; 3) «концептуальный» - от психоанализа до появления когнитивной психологии – оформление общего понимания предмета психологического исследования и практики и проведение исследований, как и построение психологических практик, в рамках этого понимания; 4) «постконцептуальный» - который предполагает использование существующих в психологии представлений, не столько на основе их исходной коцептуальной принадлежности, сколько на основе полезности или обоснованности, продолжается и сейчас.

Практически, первому периоду посвящена первая глава, второму периоду –вторая и третья главы, третьему периоду – четвертая глава, а четвертому – пятая глава, в то время как в пятой главе будет предпринята попытка рассмотреть всю историю психологии как процесс встраивания психологии в общественную жизнь.

По мере возможности, автор стремился избавляться от ярлыков, нивелирующих взгляды разных исследователей, или сводящих их идеи и разработки к единственному унитарному признаку или идеи (эмпиризм, нативизм, субъективный идеализм и т.п.), что чаще всего скрывает подлинное богатство новых подходов и новых синтезов предшествующих достижений психологии.

Многим читателям может также показаться странным изобилие, казалось бы, малозначимых биографических или библиографических деталей из истории психологии (такие как сведения о переизданиях или о годах пребывания в той или иной должности), что иногда придает тексту громоздкий и трудно читаемый характер. Автору этого издания действительно хотелось объединить изложение истории психологии с биографическим и библиографическим словарем.

Для этого есть очень серьезные основания. Исходя из поставленных выше задач, автор хотел воссоздать социально-исторический контекст творчества людей, создававших психологию. Такие детали издания первых психологических работ как наличие многочисленных переизданий и переводов говорит об актуальности и широкой популярности этих работ ко времени их написания, о чем иногда может свидетельствовать и издание работ в одном и том же издательстве или в наиболее известных издательствах. Детали о занимаемых должностях также дают важную информацию не только об общественном признании данного ученого, но и о признании психологии как науки.

Нетрудно убедиться в том, что Америка в этом признании опережала Германию и остальную Европу, ибо в Германии ученые-психологи еще и в начале ХХ века долго получали должности по кафедре философии и вынуждены были читать философские курсы, что не могло не отражаться и на их психологических работах. Это позволяет, в частности понять, почему бихевиоризм как психологическое движение возник именно в США, а не в России, где для этого было не меньше собственно научных и идеологических предпосылок. Детализированность информации облегчает также проверку достоверности и понимание хронологии и связи событий. И, наконец, многие детали личной и творческой биографии пионеров психологии позволяют нам воссоздать и почувствовать Zeitgeist («дух времени»), т.е. связь развития психологии с более широким контекстом жизни общества.

Дорогой читатель! Каждый человек уникален и ни один автор не в силах удовлетворить в полной мере интересы всех читателей к данной сфере. Поэтому данному изданию предполагается придать интерактивный характер – присланные читателями вопросы, критические замечания и дополнения будут учтены и использованы в последующих изданиях данной книги. Тем самым каждый читатель может стать потенциальным соавтором следующего издания «Истории научной психологии». Присылайте свои вопросы, критические замечания и дополнения автору по электронному адресу: [email protected] или [email protected]

Примечание БК: Тираж книги ограничен. Часть уже разошлась по библиотекам. Приобрести раритет пока еще можно в книжном киоске БМА на ул. Ломоносова,1. Цена 29,99 евро.