Аналитика, Банки, ЕС – Балтия, Латвия, Право, Прямая речь, Финансы

Изучая события, которые, как теперь очевидно, положили начало ликвидации всего латвийского экспорта финансовых услуг, министр финансов Дана Рейзниеце-Озола сказала, что у ABLV нет «системного влияния» на латвийское народное хозяйство. Было ли это сознательное введение в заблуждение?

Вячеслав Домбровскис. Это игра слов. Поскольку «системный эффект» - значение из экономического жаргона. Обычно его относят к так называемым большим «retail», другими словами, банкам оказывающим розничные услуги, но ABLV таким не был. Также должен быть «эффект домино» в случае банковских проблем. Это позволило министру применить такое определени

Однако эффект домино может проявиться не только в течение 20 часов. Но и в течение 20 месяцев. Не свидетельствуют ли высказывания министра о возможной полной ликвидации 10 банков об «эффекте домино»?

В.Д.: Это правда. Однако, несмотря на возможный немедленный «эффект домино» в случае проблем у банка retail, именно такой банк в действительности легко заменить в среднесрочной перспективе. Что такое классический retail-банк? Первое – это платформа для платежей. И второе – принимает вклады, выдает кредиты. Если такой банк внезапно обрушится, то, фактически, будет очень легко в среднесрочной перспективе заменить его на такой же retail-банк, поскольку это не специфический бизнес.

Поэтому в случае проблем у классического банка в среднесрочной перспективе прямой эффект на ВВП может быть практически никаким, поскольку он будет заменен другим банком. Иное, в случае с банками, обслуживающими нерезидентов, поскольку они занимаются экспортом финансовых услуг.  Еще больше в случае, если будет ликвидирована вся банковская отрасль экспорта финансоввых услуг. В таком случае этого замещающего эффекта не будет. И поэтом такое влияние на ВВП будет очень существенным. Также мы можем говорить о постоянном эффекте.

Таким образом дыру в нашей экономике не заместит ничто другое. Одновременно этот эффект уже происходит?

В.Д.: Уже даже зампредседателя ЕК Валдис Домбровскис признал, что уменьшение обслуживания клиентов-нерезидентов окажет влияние на латвийскую экономику. Говоря только про узкое влияние проблемы ABLV  - эффект влияния на народное хозяйство, примерно в 0,4% ВВП в годовом исчислении – это прямой эффект. Если мы возьмем в расчет эффект мультипликатора или непрямое влияние, то можем удвоить это число. Одновременно, я говорю только про один банк. Если сегодня речь о том, что поставлена цель оставить только 5% от вкладов нерезидентов, что это означает? Я сейчас примерно подсчитаю. Общий объем вкладов в прошлом году в латвийских банках был примерно 20 млрд евро, из них примерно 12 млрд. – вклады резидентов, а 8 млрд – вклады нерезидентов. Если теперь говорят. что из этих 8 млрд. останутся только 5%, что это означает?

Это означает, что из нашей экономики по политическому решению выкинут более 7,5 млрд евро?

В.Д.: Да, фактически такая отрасль как экспорт финансовых услуг перестает существовать. Доходы от экспорт финансовых услуг ежегодно были более 400 млн. евро в год. Каждый год.  

Можем ли мы смотреть только на доходы,  которые теряет отрасль банков, обслуживающих нерезидентов? Не было ли это влияние шире, не были ли эти 10 млрд. в распоряжении нашей экономики, разве здесь не создавались рабочие места, бизнесы, которыми занимались здесь люди, поскольку здесь были их банки?

В.Д.: Сравним ситуацию с транзитом. Представим, что здесь в один момент «зафиксируют» все грузы, которые есть у нас на железной дороге и портах. Это будет что-то похожее на объемы иностранных вкладчиков, которые мы видим в банках.

Но если я зафиксирую только грузы, я не увижу всей картины. И мне кажется, что это только грузы, которые пропали. Но пропадет ведь много больше – люди, связанные бизнесы, целые отрасли..

В.Д.: Однако ты не можешь сказать, что все эти минеральные удобрения и уголь принадлежат только твоей экономике. Это груз, который идет из пункта А в пункт Б, но ты получаешь доходы за обслуживание груза.

Доходы для тех, кто обслуживает грузы – содержит инфраструктуру, строит порты, предоставляет IT услуги, даже для парикмахеров, которые делают укладки людям, которые здесь живут и работают. Нельзя смотреть только на те цифры, которые пропадают. Так уменьшается ли эффект влияния, чтобы сказать, что ничего особенного происходит или нет?

В.Д.: Конечно, в экономике все взаимосвязано.  К примеру, если банк компетентен в обслуживании международных торговых операций, то он работает в связке с транзитным бизнесом. Конечно, что человек, которые здесь занимается транзитом, очень вероятно. Может приобрести себе недвижимость или вложить иные инвестиции. Если через банки идет людской и денежный поток, от этого можно получить непрямые доходы. Однако точно измерить этот эффект будет сложно. Сравнительно хорошо мы можем измерить только прямой эффект. Есть такое исследование Deloitte, которое оценило «узкий эффект» сектора нерезидентов в прямой добавленной стоимости – 1,01% от ВВП. Если прибавим эффект мультипликатора – речь идет 0 2,37% от ВВП. В численном выражении это почти 600 млн. евро. По расчетам Deloitte – 592 млн. евро.

Ясно, таким образом минуc 600 млн. евро в год с общим эффектом в абсолютных числах, которые пропадут у нашего государства, если отрасль банков, обслуживающих нерезидентов будет ликвидирована?

В.Д.: Да, это прямой эффект, который легко измерить. Есть и непрямое влияние, которое трудно численно рассчитать.

Теперь, между прочим, замолкли публичные высказывания про эти 5%. Но можем ли мы найти эти цифры в каком документе государственного планирования? Насколько высказывания министров легитимны с точки зрения государственного строительства или это только деструктивное персональное мнение?

В.Д.: Было бы очень странным хоть где-либо такое увидеть. Мне даже трудно было бы подумать о том, что где -то это могло бы быть записано. Обычно, и это абсолютно нормально, каждое государство радуется привлечению капитала. Конечно, не идет речь о привлечении любого капитала. Конечно, мы не желаем капиталы, полученные преступным путем. Но поэтому есть соответствующие госструктуры, работа которых проверить, не получен ли привлеченный капитал, преступным путем. Однако в целом любое государство радуется привлеченному капиталу, поскольку без этого трудно говорить о каком-том экономическом развитии. Хронологически эта цифра в 5% появилась после встречи с представителем США. Однако мне действительно не известно как такая цифра может быть включена в какой-то из планирующих документов латвийского государства.

Какой эффект на экономику оставило это сообщение Даны Рейзниеце-Озолы, о том, что у нас в дальнейшем будут только 5% вкладов нерезидентов?

В.Д.: Только негативное. Чтобы людям было проще понять, возьмем пример из транзитной отрасли. Через Латвию везется, к примеру, уголь. Это источник дохода для латвийской экономики. За каждую обработанную тонну мы зачисляем деньги. Есть ли у транзита угля побочные эффекты? Конечно, но ведь мы с этим стерпелись. Ведь в каждом грузе угля можно скрыть контрабанду сигарет или наркотиков, разве не так? Это возможно. Что мы с этим делаем? Есть много опций: усилить контроль, купить новую проверочную технику и т д. Однако вдумайтесь, если правительство скажет: нет угля – нет проблем.  И закроет железную дорогу, позвонит литовцам – они, как известно, специалисты по разборке путей. Если мы разберем пути - мы можем гарантировать, что контрабандные сигареты в вагонах поездов к нам больше не ввезут. Похожее решение предлагается относительно банков, обслуживающих нерезидентов. Здесь уместно высказывание проводу и ребенка. Утверждать, что все деньги, которые идут с Восточной стороны 100% украдены – абсурд.

50%?

В.Д.: Едва ли. Мы можем говорить про сравнительно небольшой процент, который может быть так называемыми средствами, полученными преступным путем. Но с этим нужно работать соответствующим организациям. Однако еще есть вопрос – эта работа происходит в сотрудничестве с работниками какого-либо из наших банков или им ничего не сообщают. 

Однако такие случаи есть во всем мире. Мы знаем, что банки США получают гигантские штрафы, однако выплачивают их и продолжают работу. Штрафуют конкретных виновников, но не уничтожают сами банки и хозяйственные структуры.

В.Д.: Это очень правильное наблюдение. Что-то похожее я говорил про уголь. Если при спрятанной в вагоне контрабанде,  не ищут и находят виновных, а прекращают угольный транзит как таковой и еще сносят рельсы – как мы можем оценить такой шаг?

Это неразумно. Используя терминологию недавнего времени это можно назвать диверсией против латвийской экономики. Но почему ваши коллеги экономисты так мягко высказываются про такую политику правительства?

В.Д.: Мы живем в маленьком государстве. О каких коллегах вы говорите? Где они работают?

В банках. Преимущественно те экономисты, кто работает в скандинавских банках. Это наши главные экономические комментаторы.

В.Д.: Я не хочу выходит на персоналии и кого-то оценивать. Однако думаю, что решения говорят больше слов. Тот же Swedbank, к примеру, снизил свой прогноз экономического роста сразу после случая с ABLV и связанным с ними событиями. Думаю то, что аналитическая служба банка снизила прогноз во ВВП – лучший ответ, есть также другие экономисты, считающие, что негативный эффект есть.

Но почему экономисты открыто не скажут правительству – не делайте этого, это неправильно?

В.Д.: Знаете, я был министром экономики именно в 2014 году – год введения санкций. Я моментально почувствовал на собственной шкуре, что этот вопрос – есть или нет у санкций экономического влияния, - стал политизированным. С одной стороны, я видел, что есть предприятия, которые из-за политики санкций тяжело, даже очень тяжело пострадали. С другой стороны был политическая установка на «санкции не оказали на нас никакого существеннного влияния».

Кто мог вам как министру указать такой нарратив? Кто вас мог заставить, по существу, лгать из-за политических установок?

В.Д.: Нам надо признать, что объективный экономический анализ, который дает правдивые ответы на конкретные вопросы – очень редкий феномен. К примеру на такой: есть ли эффект от санкционной политики; или есть ли эффект от «выключения» отрасли экспорта финансовых услуг? На эти вопросы ответы практически только политизированные. Это есть. И также тогда, когда это я вам рассказываю. Кто-то скажет – один из тех, кто поддерживал аналитиков Certus – ABLV.

Мы не принимаем во внимание, если какой-то из экономистов, в свою очередь, сотрудник скандинавского банка. У думающих людей есть возможность сравнить факты и аргументы. Мне кажется, обществу все труднее рассказывать о том, что если убрать целую отрасль – это не на что не повлияет.

В.Д.: Эксперты, которые выполняют эти кратковременные политические установки не всегда осознают, что так они создают недоверие вообще к слою экспертов. И после этого они удивляются, что популисты столь успешны. Здесь и ответ. Действительно, человек в здравом уме все же понимает, что если пропадает целая отрасль  - будут и последствия. Но высокие должностные лица утверждают, что утечка денег из страны – это хорошо. Однако люди думают: как может быть так, что нет денег – это хорошо, то, что закрывают банки – это хорошо, что увольняют людей – это хорошо? Один из партийных кандидатов в премьеры недавно заявил, что утечка капиталов из Латвии увеличит нашу привлекательность и поэтому придут зарубежные инвестиции. Кто этому поверит? Понятно, что у народ появляется, мягко говоря, недоверие.

 Можно ли сохранить экспорт финансовых услугв Латвии? Или это, как говорится в неофициальных разговорах, -- это геополитика и изменение парадигмы?

В.Д.: Мне трудно судить, что говорится конкретно, поскольку я не участвую в таких разговорах. Или вам больше нельзя работать в этой нише, и точка. Или вам нужно сделать то и то, чтобы вы могли продолжать работать в нише. Однако мы не видим, чтобы были бы введены какие-то новые общие санкции, чтобы Европа и Америка сказали полное «нет» российскому капиталу. Мы не видим, чтобы конфликт зашел так далеко, что были бы перекрыты вообще все каналы, через которые российский капитал приходит на Запад. Мы не видим, что то, что происходит в Латвии происходило бы на Кипре, в Швейцарии, Люксембурге. Великобритании.

Если бы такое произошло – тогда бы я согласился с аргументом о том, что это большая геополитика. Тогда бы мы видели, что есть одинаковые правила игры и никому и нигде больше не разрешено работать в этой отрасли. Однако «красную карточку» получили только мы. В Великобритании было показано несколько «желтых карточек», но строгое «нет» капиталам из России не было сказано нигде в западном мире. Это, конечно, позволяет задаться вопросом – действительно ли у нас не было и нет возможности сохранить эту отрасль финансовых услуг? Очень прибыльную отрасль, которая существовала здесь долго и внесла очень большой вклад в народное хозяйство Латвии, в культуру, в искусство, спорт.

Упомянутые вами предъявители «красной карты» сами содержат целые офшорные зоны. Разве у нас нет права указать на это?

В.Д.: Разве вы не слышали, что «America first»? (Америка  - на первом месте!  - лозунг президента США Дональда Трампа).

Поэтому может быть эта «карточка» ни что иное как намек с указанием – не создавайте больше фирмы в Британской Вирджинии, а в Делавере, и храните деньги не в Европе, а в американских банках?

В.Д.: Да. Это было бы более понятным, если бы единые правила игры распространялись бы на все страны. Однако я не вижу, чтобы затребованные от Латвии условия в равной степени распространялись на всех. Это открылось на слушаниях руководителя нашего FKTK в Европарламенте Петерса Путниньша, где прозвучала его знаменитая фраза: «Деньги путешествуют через полмира, но мы единственные, кто за это отвечает!».

Рассказали ли обществу о том, что нам выдвинуты такие требования? Например, чтобы ликвидировать часть банков в интересах других банков. В созданной премьером рабочей группе «по преобразованию финансового сектора» есть только представители скандинавских и американских банков, как будто других банков больше не существует?

В.Д.: Это выглядит немного как намек, да. Этот состав в таком виде, конечно, что-то обозначает.

Вы могли бы представить, что премьер Швеции составил бы рабочую группу из представителей банков всех других государств, только не самих шведов?

В.Д.: Отвечу кратко  -- мы не живем в Швеции.

Мы не такое же суверенное государство?

В.Д.: Я скажу, что мы -- государство со значительным комплексом неполноценности. Мы так привыкли жить по указаниям, что начать думать собственной головой и полагаться на собственную голову, видимо, очень трудно. Указания получены и с нашей стороны будут исполнены на 150%. Возражений нет, ничего не нужно делать. Мне кажется, что я только констатировал факт.

В Латвии уже сейчас доминируют скандинавские банки. Если сейчас будет закрыт целый ряд местных банков, доминирование скандинавов станет совсем подавляющим. Есть мнение, что это очень здорово, ибо мы так присоединяемся к Скандинавии.

В.Д.: Это будет не так тривиально. Думаю, что многие предприятия в последнее время уже ощутили на своей коже, что это означает в современном мире - жить без банковского чета. Это можно сравнить с жизнью без электричества. Если все банки, обслуживающие нерезидентов, которые являются местными банками, будут закрыты – то вся банковская отрасль перейдет под контроль иностранных инвесторов. Мы можем радоваться, что будем глубоко интегрированы в мировую финансовую систему. Но негативная сторона этого процесса – в нашем законодательстве установлено, что у банков есть право ничего особенно не поясняя любого отключать от финансовой системы, закрывая банковский счет.

Но это ограничение не только предпринимательской деятельности, но ограничения личной свободы человека?

В.Д.: Если двадцать лет тому назад отсутствие у тебя счета в банке не было чем-то ужасным, то теперь иная ситуация. Теперь счет в банке – абсолютная жизненная необходимость. Может ли Latvenergo, к примеру, отключить электричество ничего не объясняя только потому, что человек ему показался подозрительным?

 Когда происходила смена формации, помнится, популярным был труд Милтона Фридмана «Капитализм и свобода» и тезис о том, что «только в обстоятельствах капитализма возможна свобода и только в свободе обстоятельств - капитализм». Это казалось очень привлекательным. Теперь элемент свободы из системы – как ценностей, так и фактически пропадают все больше? Это не опасно?

В.Д.: Фридман больше оценивал аспекты конкуренции, что только существование нескольких игроков обеспечивает свободу. Если будет только один игрок – он станет монополистом и свобода будет невозможна.

Есть экономическая теория, которая определяет, сколько игроков должно быть на рынке, чтобы могла существовать конкуренция. Не угрожает ли Латвии создание банковского картеля?

В.Д.: Это индивидуально и зависит от отрасли. Однако, даже если в отрасли, к примеру, пять игроков  - возникает вопрос: не являются ли эти игроки хорошими знакомыми и не договорились ли они между собой. Конкуренция может быть и тогда, если существует три или четыре игрока. Однако если эти игроки работают на рынке уже долгое время, хорошо знакомы, тогда, de facto, между ними могут существовать различные соглашения. Формально – на рынке три или четыре игрока. Но фактически они договорились и разделили рынок между собой.

Оставшиеся игроки в латвийском банковском секторе не только работают на нашем рынке долгое время, но еще и пришли из одного региона.

В.Д.: Моя точка зрения на нормальную эволюцию такова: в 90-е годы мы, конечно, были в этом мире неопытными новичками. Мы были далеко от первой и даже не в первой сотне. И ответ на то, когда мы приблизимся к этой первой сотне, заключался в зарубежных инвестициях и опыте. Поэтому мы говорили: приходите, инвестируйте, пожалуйста, учите нас как работать! Трудно представить государство, которое без мирового опыта само может подняться до первых рядов. Также и Китай в массовом порядке привлекает иностранные инвестиции. Но пришел момент, когда отношения мастера и ученика заканчиваются. Ученик не только приблизился к уровню мастера, но и понял как делать лучше. И в Латвии появились предприятия, которые соответствуют зарубежным аналогом. Не ошибусь, если скажу, что автозаправочные станции Virši уже достигли самого высокого уровня. И это нормальный процесс. Тоже самое произошло в финансовом секторе. Зарубежный сектор научил нас как работать.

Не происходит ли в финансовом секторе Латвии то же, что когда мастер не выпускает ученика в жизнь, но решает запретить ученику заниматься профессией вообще?

В.Д.: У меня нет абсолютно ничего ни против иностранных инвесторов, ни против иностранцев. Однако с государственной точки зрения я с беспокойством смотрю на ситуацию, где отмечена упомянутая динамика – выучился, перенял, стал лучше, но остаются только иностранцы, а местные не развиваются. К сожалению видим, что в финансовом секторе действительно что-то происходит. Остаются только иностранные мастера, здешние ученики – исключены.

Оригинал статьи читать здесь: 

Перевела Галина Молочкова.