Инновации, Латвия, Образование и наука, Прямая речь, Технологии, Экономическая история

Балтийский курс. Новости и аналитика Четверг, 28.03.2024, 13:46

Мой учитель и друг – Олег Аронович Мильштейн

Василий Банковский, ученый-генетик, доктор биологии, Рига, 21.11.2016.версия для печати
Конрад Лоренц – один из величайших этологов – описал случай импринтинга у домашних гусят, объяснивших влияние этого явления на наше последующее поведение. Рассматривая сквозь эту призму мои импринтинги, я бы хотел рассказать об Олеге Мильштейне.

Поступив на биофак и мучаясь два года над толстенными учебниками по зоологии и ботанике, и зазубривая латинские названия внешнего (фенотипического) и внутреннего (анатомического) bio-разнообразия, мне даже и в голову не приходило, что я – участник олимпиад по физике, химии и математике, поступил не на тот факультет... И слава богу, время шло, и наконец мое терпение было оценено. Я оказался в зените высшего образования т. е. на третьем курсе и вот удача – встреча с Олегом Мильштейном, оказавшим на меня самое сильное воздействие... Практически тюнингом моей личности. 


С этого момента моим развитием занимался именно он. Молодой, симпатичный и остроумный преподаватель искал лаборанта на кафедру микробиологии и физиологии растений. Это был прекрасный шанс для студента, еле сводившего концы с концами и подрабатывающего по ночам пожарным на ВЭФе, а затем на Поповке (так называли завод Радиотехника).  


Представьте себе подарок судьбы… после первоначального замечательного школьного образования получить прекрасных учителей–педагогов на следующей ступени своего развития. И вот она – удача!  Олег Мильштейн был куратором нашей русской группы биофака. Он, конечно же, знал о моих финансовых трудностях... И вот, я вдруг столкнулся с ним в коридоре перед большой аудиторией. Биофак располагался в то время (1971 год) на самой красивой улице Риги, ныне Альберта… На ней, что ни здание – то шедевр, шедевр югендстиля. Можете лишь только представить, как я ходил на лекции каждое утро все пять лет ошарашенный этой красотой… 


Так вот, столкнувшись с Драконычем (так его звали студенты старших курсов, а фены именно так и распространяются – через мемы) я спросил: почему у него перевязана лапка (он знал, как мы его за спиной обзываем и понял, что я спрашиваю, почему у него гипс на правом указательном пальце?). Он мне ответил по-эзоповски, также шутливо, что, мол неудачно поковырялся в носу… Я, бывший школьный капитан команды КВН, был просто в восторге от того, что вот так, просто можно говорить и шутить с Богами… И мы, естественно, стали друзьями. Только много лет спустя он признался, почему выбор пал на меня… Дело в том, что он входил в состав комиссии, инспектировавшей нашу студенческую общагу, и увидел на полке над моей кроватью двухтомник трагедий Еврипида. С этого все и завертелось…


Итак, я попал в число избранных и стал лаборантом-микробиологом. А в лаборатории микробиологии было в это время жутко интересно и закручено как в двойной спирали ДНК. Там были две группировки -- Пуринщики (возглавлял Драконыч – русскоязычная группировка) и Пиримидинщики (возглавлял Модрис Витолс – латышско-язычная группа).


Пурины и Пиримидины – базовые основания ДНК и РНК. Так вот, эти два честолюбивых молодых преподавателя исследовали метаболизм предшественников информационных макромолекул дрожжей. А мы, как рабочие пчелки, исполняли своими еще неуверенными и только приобретающими опыт ручонками их замыслы, воюя друг с другом за спектрофотометр, рНметр-качалку или термостат. Совершенно понятно, что мы постоянно критиковали друг друга на семинарах, и это нас быстро развивало… А Драконыч был организатором этих научных коллоквиумов и семинаров. Он блистательно владел знаниями в области биохимии и физиологии микроорганизмов и умел столь же блистательно эти знания передать нам. 




Василий Банковский со своим учителем и другом Олегом Мильштейном в Гетингене.

Мне даже удалось показать ретро ингибирование аденазы гипоксантином, за что меня премировали и на летнюю практику послали в Ленинградский Институт Ядерной Физики(ЛИЯФ), где в биокорпусе 2 я морил голодом бедных крыс линии Вистар и исследовал ферменты энергетического метаболизма входящих и выходящих из голодовки крыс. Необходимо было сравнить влияние различных диет (белковая, углеводная и смешанная) на метаболизм печени… Приходилось в течении 45 дней каждое утро декапитировать по 5 бедных крыс, удалять и перфорировать печень, растирать ее в ступке и фуговать, а затем в супернатанте определять активность разных дегидрогеназ. Плюс к этому ежедневно ставить ночные белковые форезы…Причем все это делать самостоятельно, поскольку все сотрудники лаборатории, включая моего непосредственного руководителя, ушли в отпуск . Просто Олег им сказал, что я все это умею делать… Сумасшедшая работа… И потрясающее доверие и уровень. 


А по вечерам ко мне приходили аспиранты из соседних лабораторий и корпусов, и мы попивали чаек, приготовленный на дистиллировке с сахаром из мешка, который предназначался для моих крыс… Я понимал, что это допустимое воровство, оно обеспечивало меня умными собеседниками по вопросам генетики, евгеники, социологии и пятью мотивирующими человека факторами, которые позднее вернулись ко мне в виде треугольника Маслоу. Одним словом, ЛИЯФ. Вот такая была у Олега репутация. Была закрытая защита курсовой, тема для переживших блокаду Ленинградцев актуальная …И тем не менее защита закончилась моим заявлением о том, что микробиология мне ближе…


Но Олег был еще и сыном историка, сосланного из Москвы в Ригу для послевоенного строительства Социализма в Латвии, и он знал нечто такое, о чем мы даже и не догадывались.


Я помню, как на 23 февраля он вывесил фотокарточку всех довоенных Маршалов (включая расстрелянных) и пометил расстрелянных крестиком. И это в 1971-ом. Кто- то сообщил в компетентные органы и Драконыча вызвали в КГБ. Очертив интересы и бесконечные границы СССР, его вежливо проинформировали о том, что при всем уважении – они никак не могут найти ему тут не место. 


От него все мгновенно отвернулись… И вот он (наш Кумир) стал собираться в далекое и вынужденное Зарубежье. А моя карьера на кафедре, столь стремительно и замечательно начатая, так же стремительно оборвалась. Мне пришлось уйти с поста Председателя студенческого научного Общества (СНО) и передать дела первокурснику Индрикису Муйжниексу, входившему в группировку пиримидинщиков (сегодня он Ректор ЛУ). Но Олег, до отъезда, собрал в своей квартире друзей, и в результате они смогли сохранить меня в науке. 


Три, а может быть и более попытки описаны в рассказах о Илмаре Скардсе и Руте Озолинь, а от нее, к профессору Зигфриду Семеновичу Кагану, но это будет после…


А пока о нашем ученом-диссиденте… Олега на работу никуда не принимали, и до эмиграции он вынужден был работать кладовщиком на пивном заводе «Алдарис», восхищая начальника склада своими сверхматематическими способностями при подсчете пивных бутылок на складе... тот был продвинутый и считал ящиками, а Олег по своей методике - по рядам и блокам ящиков, в чем удивительным образом превосходил своего «шефа» по скорости... И тот его за эту непостижимость в расчетах сильно уважал и считал колдуном. 


Олег работал долгое время в Геттингенском Университете, где я его навещал. Там он рассказывал мне о том, как зарождался фашизм и как создавались списки людей профессурой этого хайтек-центра на ликвидацию генетически неполноценных людей с целью очистки германской расы. Мы пошли прогуляется по Геттингенскому университету, и он показал мне это здание… Вокруг здания сидели беззаботные студенты и валялись пустые пивные бутылки.


Сейчас он заслуженный профессор, живет в Берлине, снимает фильмы и пишет нам остроумнейшие письма. Прошли годы, мы уже много лет в ЕС. Описывая судьбы моих Учителей, я отчетливо понимаю, почему так сложно у нас, в независимой Латвии, и не только в Латвии, с наукой…







Поиск